Сергей Тетерин

Сергей ТЕТЕРИН СТИХИ И ПРОЧЕЕ ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
В XX веке писатели-сюрреалисты и дада продемонстрировали новые возможности слова, до тех пор остававшиеся в тени. Собственно описательная, номинативная функция слова отошла на второй план либо растворилась вообще, и явилось во всей красе слово как магический инструмент. Не называет, но впечатляет; не описывает, но – создаёт.

В её мысли я – бегущая игла, и её душа получает ласку и принимает её, а мне в моей игле лучше, чем всем остальным в постели, ибо у себя в постели я разматываю мысль с иголкой в изгибах её спящего кокона.

Антонен Арто, 1925г.

Задрав вершины милые штрихи,

Отрыв седой равнины подневолье,

Отдались визгу злые женихи,

Увидев в глубине трущоб раздолье.

Саттарий Уилликампф,1992г.

Очарованное словами сознание тихо млеет, раскрывая веер неожиданных ассоциаций. Их много, они непредсказуемы. Один и тот же элемент текста вызывает различные ассоциации у разных людей, и даже у одного и того же читателя в разное время прочтения. Нельзя дважды войти и один и тот же поток сознания, и не получится второй раз прочитать то же самое. Такая поэтическая структура гораздо более жизнеспособна, чем традиционные художественные тексты с однозначными или немногозначными интерпретациями. Она стоит вне территорий, захваченных визуальными средствами художественного описания. Однозначное и статичное отступает и умирает, изменчивое и многозначное содержит в себе вечно живой цветок стиля.
Писать таким образом означает возвращать поэзии её силу и её магичность. Теле-видеоиго не распространяется на этот чудесный край, здесь все ещё можно говорить и быть новым, и быть единственно возможным. Здесь все ещё могут жить поэты. Дада и то, что после – это цветы на могиле поверженной литературы. Это дети, пережившие атомную войну.
Это язык над языком, это система художественного описания над системой описания в традиционных символах. Новый язык невозможен в отрыве от старого, он питается его смыслами. Это поэзия во втором поколении.
Возможно, всё это чрезвычайно близко к живописи. Слова здесь играют роль красок, уровень восприятия как бы приподнимается. Слова уже не слова, а составляющие каких-то сверхновых СЛОВ, а может быть, НАДСЛОВ. Эти сверхновые слова похожи на галлюцинации старых. Определять их точные значения занятие неблагодарное: значения постоянно меняются и никогда не бывают совершенно ясными и очевидными. Кого-то это злит, кого-то восхищает, но таковы правила нового дня.

Сергей Тетерин.

ПЛЫВЁМ В СЮРРЕАЛЬНОСТЬ!
Мы снова – плывём, плывём в сюрреальность! И мы уже не мы, а снова – МЫ, как когда-то,
когда нас и не было вовсе.
Часы падают на пол, цифры осыпаются с циферблата и скачут, скачут, скачут. Ура! Да здравствует свобода – долой расписания! – пусть проклятые стрелки вертятся в пустоте!
Пятый час утра, давление жизни нарастает. Мы бросаем Уилликампфа на диван и дико порем ковбойским ремнём, чтобы извлечь из него автоматический стих:
скрытый ветер несёт крышей сохнущей память взаперти хамской вони скончалась она дребезжащим омлетом прикрой ягодицу милый смажет тебя, если сдвинет тяжёлую муть.
Жуткий фестиваль, сон и явь смешаны вместе. Но мы очень искренни и неожиданны в этом мире.
Бешеная, бешеная свобода и ветер ассоциаций! В эти дни мы были живы, как никогда. Выбрасывали книги в окно в третьем часу ночи. В четвёртом танцевали пьяные ирландские танцы. Ходили по улицам, переодетые в людей, которых никто никогда не видел.
В эти дни я понял, что перестал контролировать свою жизнь. И моё сердце "взлетело, как сокол взлетает в небо".
В эти ночи мне приснился сон о смерти. И так я понял, когда умирал,
– что я совсем, ну совсем не хочу умирать.

МЫ ВСЕХ КРУЧЕ мы поэты не дремучи мы всех круче мы горючи удивительно гремучи составные части нас мы не трогаем тарелки наши помыслы как белки мы не прыгаем где мелко обожаем нюхать газ в поэтическом круженьи заколдованы умы в лиры спрячемся от тленья будем бронзовые мы ДОМ – ЭТО КОШКА мой дом – это кошка с тысячью глаз смотри-ка, всё больше их смотрит на нас! когда же зажжётся последний зрачок последует быстрый и точный прыжок мы не мышата мышата не мы! о как неразборчивы эти домы скрипнула грязная челюсть подъезда мы же противные! это надежда нет, не сблевала нас кошка квадратная в мусоропроводе еду обратно я ТРАМВАЙ когда я еду к тебе, мои дребезжат зубы не потому что боюсь а потому, что трамвай ПЕРВАЯ ЛАСТОЧКА РУРКИ ЭТО РУРКА РУРКА РУРКА Я КАК РУРКА ТЫ КАК РУРКА МЫ КАК РУРКИ РУРКАМАНЫ РУРКАМАНЫ ПИСТОЛЕТЫ ПО КАРМАНАМ ИРЛАНДИЯ БУДЕТ СВОБОДНОЙ! ПУТЬ РУРКАМАНА
В заснеженной Перми зарождается новая религия. Загадочный Рурка глядит с киноэкранов на своих детей, даруя им высшее откровение. Один из основателей религии, Сергей Т. – знаменитый в узких кругах писатель – беседует со мной на конспиративной квартире. Но сначала
СПРАВКА: руркамания – новейшая модификация ковбойского мифа. Старая идея, переложенная на культурный манер с небольшим религиозным ореолом.
– Сергей, кто такие руркаманы, каков их образ жизни?
– Руркаманы – это культурно-религиозное движение, возникшее в нашем городе весной прошлого года. В основном это люди молодого возраста, симпатизирующие контркультуре и находящиеся в андеграунде. Это религия для людей артистических и, что очень важно, – с развитым чувством юмора, что и позволяет признать Рурку воплощением божественной крутости на Земле.
...Мы называем нашего культурного героя Руркой, в отличие от голливудского киноактера Микки Рурка, который живёт своей частной жизнью и не имеет отношения к нашему движению. Рурка же являет собой божественную природу. Он – Тот, которого мы видим на экранах видео и кинотеатров. Это Рурка-герой, а не Рурк-человек. Руркаманы признают каноническими три фильма. Это "Отходная молитва", "Дикая орхидея" и "Завсегдатай баров". В этих трёх лентах Рурка дан нам в трёх ипостасях: Рурка-воин, Рурка-любовник и падший Рурка.
– Есть ли у вас программа, к чему вы призываете?
– Руркаманы ни к чему не призывают. Путь руркамана – индивидуальный путь человека в искусстве, а куда он ведёт, знает только он cам. Главное, статус руркамана даёт открытость для самых разных культурных влияний. Даёт абсолютную незашоренность восприятия. У нас есть несколько типов Рурки, которые человек может проецировать на свою собственную жизнь, в зависимости от того, в какой стадии эта жизнь находится. Если у человека появляется желание стать сильнее, чем он есть, он отождествляет себя с Руркой-воином. Если в сердце у него закручивается роман, тогда он смотрит на Рурку в "Дикой орхидее" и учится тому, как можно быть сложным в любви. Ну а если у него период депрессии, всё валится из рук – он смотрит фильм "Завсегдатай баров"... Быть открытым этому влиянию и означает – идентифицировать себя с Руркой.
– Будет ли написан руркаманский аналог Библии?
– Да, уже начата работа над такими книгами, как "Откровение Рурки" и "Путь руркамана". Спонтанно возникает руркаманский фольклор.
– Планируете ли вы начать апостольскую деятельность?
– О, нет. Уж очень это большое бремя. Мы живём для самих себя и только изредка, испытывая нехватку религиозности в сердцах, обращаемся к Рурке.

А.Колобянин,

пермская газета "Местное время" от 11 марта 1993г.

ПРЕЛЕКО ЧАХМА креветки падшие кусают дрянного счастья провода прелеко чахма не зевает – он изучает пост дада жируя, гвоздик забивает в израненный ватерклозет прелестниц хитрых наблюдает которых не было и нет но чу! гремит его крыница взвивая в пух и прах сердца военный стражник чуть дымится, случайно прикурив с конца ну что же, всадник златомедный! ты нам всегда был как удел свой барабанчик людоедный ты бросил ниц и вдруг запел о том, как мир супокипящий сошёл с ума вчера домой и лишь один жених ледащий бредёт с замёрзшей головой да то ж прелеко! вот так встреча ты навсегда мне стал кумир тебя я брал, читал давеча я зачитал тебя до дыр прелеко, шельма неземная! каков засранец молодой! смотри, красавица слепая тебе кивает головой прелеко, покажи ей саблю прелеко, сочини сонет мой братец чахма, без ансамбля ты ей споёшь сейчас куплет она уж раста, выгрызая во тьме ночной зловещий зуб твоя гризетка погибает о чахма! выкинь хулахуп! СЛУЧАИ ИЗ ЖИЗНИ
Однажды Тетерину приснилась Юльхен, обритая как Уилликампф. Тетерин читал Фрейда и знал, что Юльхен любит писать в урны, а Уилликампф – это фаллический символ. "Очевидно, я хочу в туалет",– подумал Тетерин и сходил на всякий случай.

Бао купила себе "Розу мира" и шла по Компросу счастливая. А навстречу ей Уилликампф с балалайкой: трень да брень, брень да трень! Бао обиделась и в тот же день уехала в Питер.

Как-то раз Юльхен повстречалась на званом балу с Хэмингуэем. "Искусство – это всегда недосказанность", – между прочим сказал писатель, нежно обнимая её за талию. "Лично я предпочитаю урны, Эрнест," – ответила Юльхен.

Тетерину несколько ночей подряд снился огромный мужской половой член под парусом. Однако Тетерин читал Фрейда и знал, что на самом деле это – его друг Уилликампф. И потому терпел и улыбался приветливо.

Однажды Уилликампфу приснился огромный мужской половой член. Однако Уилликампф никогда не читал Фрейда и сразу проснулся. А это на самом деле была Бао,которая страшно обиделась и в ту же ночь уехала в Питер.

Однажды Бао и Юльхен уехали в Питер, а Уилликампф обрил свою голову наголо и пришёл к Тетерину. "Саттарий, ты – фаллический символ!" – сказал Тетерин. И больше они ничего не могли сказать друг другу.

Саттарий Уилликампф очень любил свою балалайку. Бывало, скажет родным: "Ухожу в поход на два дня", а сам запрётся в сортире и играет, играет без передыху.

Однажды Уилликампф потерял свою балалайку и горько заплакал. А Тетерин подумал, что это всё ему только снится, и смеялся препакостно над Уилликампфом. Уилликампф дал Тетерину в бубен, и тот сразу всё понял и побежал читать Фрейда.

Тетерин очень долго читал Фрейда. Он читал его, читал, а потом вдруг понял, что Фрейд – это тоже фаллический символ. И сразу бросил читать.

Однажды Бао уехала в Питер. Целый день она гуляла по Невскому и тусовалась, а потом заночевала на чердаке. А утром оказалось, что никакой это не Питер, да и сама она и не Бао вовсе, а так – случайный символ в чьём-то сновидении.

Однажды Тетерин и Уилликампф прогуливались по Компросу и увидели на стене слово из трёх букв. "Ну вот, брат Саттарий, уже и про тебя стали на стенах писать!" – сказал Тетерин. Уилликампф обиделся и дал Тетерину в бубен. Он ведь Фрейда не читал.

Юльхен очень любила писать в урны на улицах. Бывало, вскочит посреди обеда, глаза как тарелки – и со всех ног на улицу. Правда, шляпу с пёстрой ленточкой никогда не забывала надеть, приличная была девушка.

Когда Бао уезжала в Питер, Уилликампф всегда ходил её провожать. Однако стеснялся и потому делал это тайно. Спрячется в толпе и незаметно платочком вслед машет. А у самого на душе кошки скребут непрерывно.

Уилликампф очень любил слушать пластинку "DEAD CAN DANCE " в редкие минуты отдыха от творческих трудов. Бывало, свалится на пол, глаза закатит, члены холодеют. Тетерин не зевал, немедленно подбегал и бил Фрейдом в бубен. А больше ничего не помогало.

А ещё Уилликампф любил на шлюпке ходить под парусом. Плывут они, бывало, с Тетериным, Уилликампф как заорёт: "Кливер, кливер подбирай, писатель грёбаный!" Тетерин ни в зуб ногой, мечется по шлюпке в растерянности, а Уилликампф доволен. Уж очень любил он иной раз образованность показать.

СЛОВА НА ТВОЕМ ЯЗЫКЕ твой язык танцевал в моём горле танго твой язык танцевал, танцевал твой язык раненое горло шёпотом болит в африку уехал доктор айболит зависая вдребезги, я шепчу тебе: чебурашки в вереске ласточки в трубе
РАДУГА ЮЛЬХЕН
Это было так давно, что теперь не может даже присниться. Хорошее было время. Над головами у людей тогда было два неба. Великий океан лизал людям ноги, океан пива. Свежий, как утренний ветер. И жила-была радуга по имени Юльхен... большая разноцветная Юльхен. Стоило в воздухе появиться хотя бы одной дождевой
(капле,)
как она тут же развешивала на небесах свои полоски.
Людям нравилась Юльхен. Они любовались ею издали. Юльхен тоже любила маленьких человечков, их жизнь разжигала её любопытство. Весь этот sex, drugs, rock-n-roll.
И однажды Юльхен не удержалась. Она с
п
у
с
т
и
лась на землю и превратилась в большую красивую девушку с разноцветными волосами. А спускаясь, она прихватила с собой одно из небес. Юльхен схитрила, воспользовалась тем, что солнце уже закатилось, а луна была в положении.
Из украденного неба она сшила себе чудесный рюкзачок синего цвета, со звёздочками. В него уместился весь океан пива, весь целиком.
– Ну вот, – сказала Юльхен. – Теперь я могу спокойно ходить в университет!
Когда люди обнаружили пропажу океана, они горько заплакали. Ведь они потеряли так много пива! Но ничего нельзя было изменить. Правительства и армии оказались бессильны.
И вот тогда погода впервые испортилась. Появилась грязь на улицах. Контролёры в трамваях. Инфляция. Отечественные презервативы. Абстинентный синдром. Гражданская оборона.
ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ЭТО – ПИВО НАОБОРОТ, И ДАЖЕ ХУЖЕ.
На самом деле радуга Юльхен не смогла затолкать в рюкзачок всё пиво на свете. Кое-что осталось, разбросанное там-сям. Остаточки подбирают, засовывают в прозрачные тыковки и – продают, продают, продают
– сначала за 25
– потом за 30
– и вот теперь за 35,
что далеко не предел. Чем меньше остаётся от первобытного пивного океана, тем выше цена.
В народе ходит поверье, что когда-нибудь на земле останется всего одна капля пива, которую оценят в 100 миллионов. И если тот, кто её выпьет, заберётся на телебашню и пописает на восток, Юльхен снова превратится в радугу и убежит на небо. Вернётся на небеса, которых опять будет двое. А на земле вновь заплещется доисторический океан пива... Хотя бы маленькое море из того, что не успела выпить радуга Юльхен.

СНЫ ты – это ты а я – это я твоя постель – это полночь, а одеяло – рассвет закутайся в мир с головой, он спрячет тебя от себя и ты уснёшь, улыбаясь кому? никогда не узнать во сне мы увидим желанья ослепнувших дней вереницы мир тоже уснёт, чтобы стать как котёнок у блюдечка с молоком он будет мяукать он будет так мил он выпьет тебя через соломинку ласки он выманит слёзы и даст им исчезнуть пусть утонут, упав в молоко пусть утонут... шептало блюдечко во сне во сне ЛЮБОВЬ – ЭТО КРИКИ любовь – это крики уснувшего сердца при этом я знаю, что нам не проснуться ПЬЯНАЯ ДЕВА пьяная дева свой рот приоткрыла дышит, наверно ПЛАЧ ТЕРРОРИСТА я себя ненавижу за то, что завис я на жабе завис крыша съехала вниз я себя ненавижу за то, что ослеп я разжёван как хлеб я дешёв и нелеп рурка ты мой кумир и навеки герой объясни, почему я теперь не ковбой я её пристрелю, только дай мне совет как попасть в её сердце, которого нет ОН ТАКОЙ когда я пьян, я прекрасен но когда я пьян я не понимаю поэзию поэзия – это боль трезвости когда я трезв, я всегда поэт и я понимаю, что когда я пьян, я прекрасен и мне плевать на поэзию АДЮЛЬТЕР ХАЙ-ФАЙ привет героям адюльтера из грязи лезущим в князья недокольцованным гетерам не удержавшимся друзьям весь мир – постель, и все мы братья и рядом с нами нет сестёр, с которыми нельзя бы спать нам закрывши двери на запор когда всё выпито и съедено печенье приятно женских полуночных ног свеченье МЁРТВЫЙ КОВБОЙ жаба ширяется ночью одна бледное счастье, тупая струна глаз зафиксировал новый пробой – вечно живой умирает ковбой мёртвый ковбой, ты такой же как я в сердце твоём заторчала змея твой дом – это дым, твой ништяк – это плеть ты тоже не можешь, как я, умереть мёртвый ковбой, потанцуй-ка со мной ты глюк в моём вкусе, ты очень крутой твой прик под прикидом прикольно торчит он как микки рурка приятен на вид станцуй-ка со мной ламбаду под swans пять радостных бонз в траве зверобой вися на ушах, занимались борьбой боролись, боролись bob marley куда-то нахальная грудь соплевич кому-то трижды ха ха не врубаюсь в вертак! пластинку не вдуешь, но это ништяк смешно? да смешно нет наверно смешно красное, скользкое стало окно там за окном кровати расплавились над лесом ах, вышла замуж патти теперь ты смит-и-вессон стреляю! скорей унесите цветок! где стрелки, где в чащу бегущий поток? хайле селассие – чёрный таран баран чемодан папа катамаран арала хару дэвид бирн каракум вель-вет андеграунд ласки ухум том уэйтс чарли чаплин устала вода дада это раста дада и дада дадададада дадададада ловкая вышла у нас борода! вода – это pogues и секс-пистолет дешёвый раскинул слюнями балет свечение кайя о мама ча ча ты видишь – я радостна и горяча зато зелёная очень зелёная это любовь ОБЕЩАНИЕ нежно как бритвой я прикоснусь к твоей коже нежно как бритвой я прошепчу тебе то, что ты хотела услышать ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ и у нас есть глаза и мы видим, наверно как наступает рассвет мягко на хвостик слепнущей ночи то превращается в это бесстрашно это сегодня не может стать завтра завтра уже никогда не бывает больше не вспыхнет, и не порвётся даже где тонко даже где крепко там, где не думать звуки и тени странно безлюдны отблески мысли втайне прекрасны зу это зу это зу это зу чтобы не выпасть, я сделался сеткой чтобы ловить все стремления к норме буду как буду стану не думать знаю не знаю я знаю не знаю зу это зу и не зу это – зу КАК ПОЛУЧАЕТСЯ СОЛНЦЕ и это так романтично вокруг одного человека втайне открывшего чудо там, где она улыбнулась прибитого к запертой двери куда не войти невозможно не знающего, как получается солнце мечтающего, мечтающего фаворита тихих, играющих ангелов – снова и снова он чувствует их шаги, когда почти спит... отзвуки света на самых кончиках чувств. он даже однажды услышал, как бьются их крылья о то, что наверное сердце и это ведь больше, чем просто мистическое прикосновение ПИСЬМО ЖЕНЩИНЕ
Я хочу, чтобы ты умерла.
Это правда. Я отдам тебя ночи, которая вопьётся в твоё тело тысячами когтей. Я обожаю ночь, потому что она шизофреничка. Она живёт в мозгу безумца и шарлатана, а значит – в моём мозгу тоже. Она вышлет тебе навстречу смутные тени, они возьмут тебя за руки и научат кричать от боли и унижения. И ты увидишь, что боль – это как цветок, как слабый отблеск погасшей в тебе красоты.
Как это случится? Наверное, я позвоню тебе по телефону, хотя навсегда забыл твой номер. Но мои пальцы помнят его, как помнят твою кожу. Для них это связано так же прочно, как две строки могут быть связаны рифмой. И я доверяю им, они разыщут тебя.
Мы найдём тебя, девочка. Тебе никогда не приходило в голову, что мир – это большая танцующая мышеловка, в которую ты попалась? Ты моя жертва, моя добыча. Ты сделала первый вдох, ты заплакала первый раз в жизни – и с этого момента принадлежала мне. Когда ты плачешь, ты всегда принадлежишь мне.
Потому что я не просто человек. Возможно, я царь полупьяных ковбоев, внезапный шериф наслаждений. Или безобразный мечтатель, вообразивший себя нежной девушкой-вамп, переодевшейся ради забавы дешёвым поэтом. И ты никогда не поймёшь, что я дал тебе и что отобрал, потому что я не торгую ни кровью, ни наркотиками. Мне не нужна твоя кровь, моё солнце! И меня не интересует, какую ещё дрянь ты научилась вводить себе в вены.
Может быть, мне нужно твоё тело, а может быть – только тепло твоего тела. Или его тень, когда ты надо мной и ты обнажена. Я ничего не знаю точно. Меня мало занимают твои формы, но я должен чаще видеть глаза... В них собирается тепло. Ты умеешь пить тепло из того, что тебя окружает, а я умею пить тебя. И прошу тебя – относись к этому легче. Это похоже на кока-колу – я попробовал тебя, и ты мне понравилась.
Я хочу тебя.

НА ОСТАНОВКЕ стою, жду автобус греюсь на солнце впрочем, светило уже закатилось дело в другом – но ты улыбаешься! просто я вспомнил, как ты улыбаешься. МЕЛОДИЯ ДЛЯ ЗУ принцессы есть и настоящие притом их будет много, очень много у зу, рисующей принцесс прекраснолицых, странно одиноких влекомых вниз с восьмого этажа безвинно ярких, капельно влюблённых в глубины сна на острие ножа а может быть, на кисточке у зу – у зу, рисующей принцесс, несчастных очень нечаянно съедающих сердца которые вот-вот растают в водах ночи принцесс, запомнивших печали без конца и забывающих о прочем ОНА ПРИШЛА ГОЛОДНАЯ ешь потихоньку пей понемножку на тебе чашку на тебе ложку вот тебе чайник и сахару плошка есть только хлеб – колбасу съела кошка я тебе дам и ещё кое-что только потом, а сейчас раздевайся НЕДОЕДЕННЫЙ недоеденный любовью, я влачу свой останки дотащить бы до любимой – там и брошу, наплевать. ВТОРОЕ ПИСЬМО ЖЕНЩИНЕ
Я расскажу тебе, что со мной было.
Вчера я видел снег там, внизу. Мне показалось, что он похож на тебя... он так же чист и так же грязен, как ты, и так же раздавлен и невесом. Он тоже мечтает вернуться туда, где всё всем легко, где есть свет и тёплые-тёплые ласки, обволакивающие тело целиком... твоё тело, любимая моя, одно-единственное тело на всём белом свете, и оно улыбается им в ответ.
Я видел это своими глазами, видел это во сне – в твоём сне, моя девочка... Вспомни хотя бы эту улыбку – так улыбается дым, растворяясь в свете ночной лампы. Древний как мир дым от твоих сигарет, когда тебе грустно и ты совсем одна.
Ты думаешь, что не помнишь? Расскажи это бритвенным лезвиям у тебя в ванной! Расскажи грязной игле, уставшей превращаться в колодец. Расскажи это зеркалу, которому ты так слепо веришь! А оно прячет от тебя твою настоящую красоту, которая могла бы за две секунды превратить тебя в одну из тех почти невероятных принцесс, из-за которых взрывают города и умирают поэты. Твоё зеркало когда-нибудь спрячет эту красоту навсегда, слышишь? – и всё из-за того, что ты не можешь вспомнить улыбку! вспомнить, как ты улыбалась мне в своём сне!
Представь себе яркий цветок крови в руках у ночи. Это – тебе, моя радость, не отвергай наш подарок! Представь, что тебе плохо, что ты совсем одна и что единственная нежность, которая тебе доступна – это нежность бритвы в обжигающей кожу воде.
Полюби своё счастье, и вместе с ним ты полюбишь меня. Ведь я – твой, я сделан тобою, как холод делает лёд. Я сделан из твоих нерасказанных страхов, из всех твоих огорчений и замерзающего в крови ощущения, что ты не такая, как все. Ты хуже, ты слабее, ты виновней. Но у тебя есть то, чего нет у других... У тебя есть ангелы, которые танцуют для тебя в свете лампы на самом кончике иглы. Жаль, что они не услышат ни твоих слёз, ни твоих полувнятных признаний!
Я постараюсь услышать тебя. Я стану твоим новым зеркалом, которое покажет всё. Я останусь с тобой навсегда... я как воздух, который ты выдыхаешь, чтобы тут же вдохнуть обратно. Мне нравится быть в тебе, потому что я люблю тебя. Это как притяжение земли, которое всегда с тобой и которого не замечаешь. Так и со мной – я близко и твои глаза открыты, но всё же недостаточно, чтобы увидеть. Может быть, когда твои тёмные реки выйдут из берегов и разрушатся все плотины, ты выпрыгнешь из своей жизни как из окна мне навстречу.
Мы сразу узнаем друг друга. Не бойся меня.

МЕНЯ УБИВАЮТ ты знаешь, сегодня я значим едва меня убивают цветы и трава и ты убиваешь тоже, когда говоришь слова разденься до крови ты снова права и ты ненавидишь меня ну и что же мы любим друг друга и мы так похожи как лоно похоже на пенис как море похоже на берег как доллар похож на убийцу и как этот плач – на любовь ЕЕ НЕРАЗМЕННАЯ ДЕНЕЖКА теперь её тело – форма расплаты за бесконечную ночь и за неудавшийся день за наркотики и одиночество за нищету и за холод в квартире, за все долги и случайную водку всякому будет заплачена эта нежная, тёплая серебряная монета всё ещё ценится, правда стёрся рисунок и позабыто достоинство НАБЛЮДЕНИЯ женщины – музы женщины – дамы сердца ну а ты, кто бы ни был поэт ты ещё не забыл запах рифмы твоё сердце питается кровью твои пальцы впиваются в слёзы и весь мир, ты считаешь изменится как только ты включишься в сеть но посмотри – полумёртвых поэтов слишком много на свете волочащих хвосты по блевотине потерявших язык в грязных дырах захлебнувшихся в собственной грязи милый друг, слишком сильно воняет полуангельских сучек не спеши воспевать ЛУНА луна луна совсем одна от одиночества пьяна а ночь кругом темна темна и тихо плачет тишина

В оглавление 19го номера журнала "Стетоскоп"