Юрий Глазов. "В краю отцов", из главы двенадцатой

     Я подружился в это время с Леной Строевой и Юрой Титовым. Выйдя из психушки, куда они были посажены в который раз за участие в демонстрации желавших уехать в Израиль, они самым серьёзным образом обсуждали вопpoc, надо ли им было всё-таки ехать. Мать Лены Строевой, жена старого дипломатического работника, знала по личному опыту, что творилось на Западе, и всеми силами, не без отчаяния уговаривала их не только не ехать, но раз и навсегда выбросить из головы мысль об отъезде. В особенности беспокоилась она за свою внучку, говоря, что уделом её станет панель парижских улиц. Возбуждённая Лена, с горящими глазами и сухими сжатыми губами, ни за что не хотела слушать мать. Флегматичный Титов строил планы, связанные с выставкой своих картин и созиданием гигантского храма Святого Духа. Картины, на которых Юра изображал Иисуса Христа, производили на меня сильное впечатление.
     Каюсь, я совсем плохо знал своих новых друзей и не представлял, что таило в себе будущее для этой семьи. Они уехали на Запад, но по прошествии полугода Запад им наскучил, и они настроились на возвращение в Россию. Их усиленно подогревали работники советского посольства в Париже. Увидев, что их возвращение в Москву несбыточно, в сентябре 1975 года Лена Строева, глубоко верующая дочь русской Православной Церкви, повесилась. А пока Лена чувствовала, что наступили последние недели их пребывания в Москве. С представителем КГБ, их курировавшим, у них были отношения, меня несколько озадачившие, - почти дружественные. Именно на этой ноте Лена приглашала представителя КГБ после их отъезда приходить в их квартиру и вспоминать об уехавших. На что кагэбешник вполне-резонно ответил:
     - Нас, Елена Васильевна, интересует не квартира, а её обитатели!
     Впрочем, об этой их установке мы прекрасно знали.