А. Флегон, из книги "Солженицын
- пророк?"
В Москву приезжали разные западные
священники и восхищались работами молодого художника Юрия Титова.
Он рисовал религиозные картины, лики, мистические кораблики. В западных
книгах на тему о русской церкви его картины часто воспроизводились
с хвалебными статьями.
О нем часто появлялись
материалы в русской эмигрантской прессе. Для меня, как
и для многих других, знавших о нем по статьям, Юра Титов
был выдающейся личностью. Я никогда не забуду, как один из моих русских
знакомых, встретив меня на улице Лондона, сообщил мне взволнованным
голосом:
- Слушай! Титов приехал. Только что сообщили
по лондонскому радио.
- Где? Куда?
- В Рим. Но без картин. Кагебистские
суки сожгли все его картины в самолете серной кислотой.
Вскоре детали о приезде знаменитого художника
появились в "Посеве" и в других журналах. Приезд Титова получил огласку
как мировое событие.
Юра Титов приехал со своей женой и дочерью.
Все трое были счастливы и надеялись на прекрасное будущее, согласно
рассказам священника Бордо и его приятелей. Но судьба приготовила им
другое будущее.
Во-первых, почти все те, кто прославлял
его, когда он был в СССР, отказались вынимать деньги из кармана и покупать
его религиозные картины. Одно дело писать в газете о возрождении религии
в СССР, о гениальном русском художнике, вдохновленном святым духом,
а другое дело раскошеливаться, чтобы приобрести картину сомнительной
ценности. Пока Титов был в Москве и боролся против советской системы,
он был гениальным художником. Как только он появился на Западе, его
гениальность испарилась. После нескольконедельной шумихи Титовы опомнились.
Картины не продавались, а три рта нужно было кормить. Одна моя знакомая,
видя их безвыходное положение, взяла всех троих к себе на квартиру
с питанием. Но сколько же можно содержать бесплатно троих людей?
Титов, которому мировая пресса вбила в голову еще в России, что он
гениальный художник, отказывался от любой работы, кроме мазанья своих
святых картин.
После многих хлопот семью Титовых устроили
в парижском доме художников. Но здесь им дали только квартиру. На еду
нужно было зарабатывать. Картины не продавались. Титов вошел в свою
уборную с религиозными картинами и из уборной объявил забастовку, забив
за собой дверь. Он решил не выходить оттуда до самой смерти. Французские
власти отвезли его в больницу.
Его жена Лена попыталась найти себе работу,
но ничего из этого не вышло. Работу по своим способностям ей не давали.
Жить с воздуха было невозможно даже для святых маляров. Лена Титова
обратилась в советское посольство с просьбой пустить их обратно в СССР,
где их окружало более отзывчивое общество. Как-никак в СССР они жили
на верхушке социальной пирамиды диссидентов. У Титовой был хороший
любовник - Буковский. Правда, муж застал его один раз в нескромном
положении и, пользуясь своим физическим преимуществом, а также психологическим
(право первого), навесил ему несколько фонарей. Однако храброго Буковского
это не устрашило и он не отрекся от любви из-за таких пустяков. (сс.
122-124)
...Когда на Западе появился Солженицын,
у Титовых возникла новая надежда. На родине у них получилось недоразумение,
но на чужбине все прошлые, мелочные обиды забываются и чувство отчужденности
сильно приближает и связывает (как односельчан или одноклассников в
лагере). Но новый мессия, оказавшись на Западе, отказался принять семью
художника, посвятившего всю свою жизнь христианской религии. Надежда
на то, что мессия соизволит заплатить за работу, проделанную в СССР,
увидя их жалкое положение, лопнула, как мыльный пузырь.
Когда в Париже появился их знакомый и
земляк виолончелист Ростропович, у разочарованных, оскорбленных, разоренных,
несчастных и растерянных Титовых не было больше храбрости пойти к звезде
с поклоном. Они любили и уважали Ростроповича, но с ужасом задавали
себе вопрос:
- А что если и он даст нам по шее, как
великий борец за счастье мира Александр Исаевич? Там-то мы все чувствовали
себя равными и не чурались один другого. А здесь? У него же ведь тоже
есть деньги.
И после долгих сомнений, исканий, переживаний,
терзаний, физических и душевных мук Лена пошла по единственному пути,
который был открыт для нее: она накинула на себя петлю, проклиная русскую
эмигрантскую среду и ее прессу, которая заманила их на Запад.
После ее смерти в газете "Ле монд" появилась
очень хвалебная статья о русской благородной женщине, умном и храбром
борце против коммунизма, о друге человечества Лене Титовой.
Само собой разумеется, что в статье ни
словом не намекалось на то, что эту прекрасную женщину убило русское
"бдительное" эмигрантское общество. В статье самой авторитетной французской
газеты не было сказано ни слова о том, что Титова покончила жизнь самоубийством;
Французские читатели еще раз сожалели о слабости медицины в борьбе
с болезнями.
Зачем знать им то, что невыгодно американской
разведке и на руку коммунистической пропаганде?! Зачем западной прессе
предупреждать будущие жертвы? Ведь это на руку коммунизму. А вот если
люди вешаются, это, вероятно, на руку западной пропаганде. Ведь есть
возможность тиснуть вызывающую слезы статейку об очередной жертве коммунизма.
Газета "Ле монд" считается левой
газетой Франции. (сс. 126-127)
|
