Валентин Воробьев. 2007

     Юрий Васильевич Титов - художник трагической судьбы.  Для меня он весь в советской мифологии ХХ века.
     До 1962 года я о нем ничего не слышал, но после выставки абстрактного искусства на частной квартире, организованной молодым поэтом Володей Буковским, в "салонах" Москвы о нем заговорили, как о новом "герое" гонимого искусства.
     Шестидесятые годы немыслимы без московских "салонов". Подпольное искусство той поры стояло на "салонах", как земля на китах. В этих коммунальных притонах собирались недоноски философской мысли, одаренные и бездарные поэты и художники всех мастей, вперемежку с фарцовщиками, лабухами, и обыкновенными алкашами без особых претензий.
     После припадочных указов Н.С.Хрущева о запрете всех религий и сект новое "коллективное руководство" (1964) сквозь пальцы смотрело на общество, увлеченное величием старой России. Следуя новому модному поветрию, интеллигенция шла в церковь, скупала древние иконы и тульские самовары, вологодские прялки и старинную крестьянскую утварь. Люди читали не Карла Маркса, а Флоренского и Бердяева в рукописном виде, передавая заветные тексты из рук в руки. Попасть в мастерскую академика живописи Павла Корина, где возвышалась огромная картина "Святая Русь", можно было лишь по большому знакомству, и, следовательно, было жестом модным и обязательным. "Как, вы не видели Святую Русь Корина, ну, знаете, говорить нам не о чем". На поклон к древнему старику, монархисту Василию Шульгину, пережившему эмиграцию и советские тюрьмы, тянулись со всех концов страны, как в старину паломники к святым отшельникам.
     Я сам рисовал и работал в Тарусе. До меня дошел удивительный слух, что художник-абстрактивист Титов строит православный храм для писателя Александра Солженицына. В начале шестидесятых рязанский учитель математики написал яркий и правдивый роман о сталинских лагерях, - шутка ли, провинциала и новичка в литературе сразу выдвинули на Ленинскую премию! – об отважном человеке постоянно трепались в московских "салонах". Затея с постройкой храма возникла у Юрия Титова и его горячей супруги Елены Строевой, как хитроумная, рекламная залепуха. Все знали, что ни грамотного проекта, ни денег на постройку нет и не будет. "Храм Солженицына" придумали, чтобы пустить пыль в глаза всему миру и выгодно продать картины художника. По Москве плелись самые фантастические сплетни о "храме", москвичи и иностранцы рвались к Титовым на просмотр архитектурного проекта и новых произведений. 
     Знакомиться с новым героем Москвы я пошел с моим другом той поры, живописцем Эдиком Штейнбергом. Золотой осенью 1965 года в доходный дом на Тверской-Ямской мы завалились без предупреждения. Юрий Титов, невзрачный дядька с колючей бородкой, повел нас длинным коммунальным коридором, освещенным одной желтой лампочкой, в свое жилье.
     Как вся жизнь в Москве, квартира была основательно запущена, но русский декор сразу бросался в глаза. По облупленным стенам висели иконы древнего письма, в углу с густой паутиной стояла расписная прялка, на засаленном столе возвышался дырявый самовар, на гнилом диване пара молодых людей в молчаливом восторге листала труд Бердяева "Русская идея". На мольберте висел большой холст с изображением иконообразного бородача на фоне красного костра, по словам автора пострадавшего за человеческие грехи Иисуса Христа. Такой поворот в его творчестве, от абстракции к Христу, нас очень смутил.
     Из-за фанерной стенки вышла супруга художника в халате с краснощеким ребенком на руках.
     - Что скривили рожи, не нравится? - грубо начала она.
     Мы переглянулись и захохотали.
     Тогда Штейнберг рисовал камни, я - лодки в свободной манере. Вести правильный, добродушный разговор об искусстве мы не умели и не хотели. Как собаки мы рычали друг на друга, отстаивая свою территорию.
     - Ну, а где же живопись? - заикнулся Эдик Штейнберг.
      Елена Строева подошла к картине мужа и крикнула:
     - Вы что, бля, смеетесь над гением! Титов - пророк нового и священного искусства. Он защитник исторической России, изговняконной и растерзанной безбожными коммунистами! Бесы! Бесы! Бесы!
     Молодые люди вооружились пустыми бутылками.
     - Бей бесов! - закричали они.
     Недолго думая, я двинул одному по уху. Дверь распахнулась, и мы вылетели оттуда, едва унося ноги. Вослед летели бутылки, палки, ругань.
     Русской эстетики Титовым показалось мало. Елена Строева рвалась к опасной политической деятельности. От демонстраций на Пушкинской площади под невинным лозунгом "Соблюдайте советскую конституцию!" она решительно шла к радикальному - "Долой советскую власть!". Не "социализм с человеческим лицом", а земский собор, православие и монархия. В рискованном конфликте с властями, у сумбурной семьи выбор был невелик - эмиграция или Сибирь.
     В 1973 году Титовы вылетели на Запад и сразу попали в вялотекущую меланхолию. Совершенно не подготовленные к суровой жизни в огромном и чужом мире, где безжалостно дерутся за сытное место, Титовы присмирели и замкнулись.
     Я не искусствовед, но религиозный китч московской выделки, выставленный Ю.В.Титовым на парижском салоне "Арт сакре", не произвел впечатления на Его Величество Капитал. Художник, далекий от западной современности, оказался ненужным китчем московского подполья.
     Елене Строевой, имевшей высшее техническое образование, предложили место рабочего в русском книжном магазине, от чего она с гордостью отказалась. Возвращение в холодную и родную Сибирь было возможно через ряд унизительных и позорных процедур перед "всем советским народом". Такого самобичевания гордая Строева не вынесла и покончила с собой в 1976 году. Осиротевшие муж и дочка постепенно спустились на дно парижской богемы, откуда Юрий Васильевич, несмотря на преклонные годы, постепенно возвращается в жизнь и искусство.