Я не знаю, как это вернее назвать... Крутятся
на языке слишком научные, черезчур
механистические, ах! такие непоэтичные! слова – алгоритмы, архетипы, конструкты... Я говорю о сюжете стихотворения. Понятно, что – какой там сюжет? – применительно к короткой литературной форме. Относительно стиха, рассуждать об этом так же странно, как анализировать дискурс крика... Раскладывать по контрахордам стон роженицы, вписывать на нотный стан утренний щебет в саду... И все же, и все же... Когда я читаю стихотворение, я отчетливо понимаю, – сложилось ли оно. Я могу уверенно сказать – пустое оно или нет, была ли у автора веская причина для высказывания или неловкость случилась оттого, что в руке оказалось перо. Когда пишу – то же самое – я чувствую, что пока чего-то недостает, словно вдох не закрыт выдохом, словно жалоба не оправдана горькой иронией. И тяну тон, подгибаю пластилиновые ручки и ножки, перебираю слова, путаясь между красивостью и неловкостью. Стоит ли признаваться, но я при этом чувствую, куда клоню, и чувствую почти рассудочно. Если можно говорить о рассудке в пространстве вздора и блажи... Так, словно подсказываю тому, кто показывает мне сны, что должно быть дальше...
|
