В начало

   Когда Цзы Кай, с подачи все того же Натаниэля, получил твое, о женщина, милостивое согласие на то, чтобы жить и столоваться у нас в доме, эмоциональный шифр моего бродяжничества уже звучал в моих снах, как навязчивые позывные подпольной радиостанции. В те дни я занимался поклейкой обоев и вынужден был ходить по городу в костюме, пропитанном клейстером, как китобой из "Моби Дика", занятый на переработке горячего спермацета. С тобой мы почти не разговаривали, зато каждый вечер я имел счастье наблюдать, как гоношится у нас на кухне Цзы Кай, блистая поверхностной эрудицией и вставными зубами. Я беспрекословно уступил ему диван в гостиной, ведь мы с тобой были не в тех отношениях, чтобы я мог что-то выбирать, не так ли, о женщина? Сам же я, страдая от выпитого и услышанного, устраивался ночевать на полу, проклиная маету этой жизни. Не однажды Цзы Кай вежливо предлагал мне поменяться с ним местами. "Ничего, ничего, спи, - с мрачным дружелюбием отвечал ему я. - Спи спокойно, ведь я здесь такой же гость, как и ты". Однажды Цзы Кай не выдержал и возразил: "Ну уж нет, ты - каменный гость!"
   Вот так я и жил, мое сердце, в то время: днем - физическая работа, неумелая и неумная, да бесконечные тяжбы с похмельным прорабом, а вечерами - безумный Яков-2, разыгрывающий из себя восторженного китайского интеллектуала на острове Крит в эпоху Минотавра.
   Незадолго до своего отлета на историческую родину Цзы Кай посвятил тебе, о женщина, несколько строк. Вот они, я помню их наизусть, поскольку сам же и составлял подстрочный перевод с русскоязычного иврита:

   Вода во льду свирепствует под спудом.
   Нам хорошо с тобой идти вдвоем
   Меж двух стихий, скрипящих, как посуда.
   Земля и воздух их мы назовем.

   Помнится, я свирепо критиковал Цзы Кая за неуклюжий эротизм первых трех строк и за абсолютную нелепость четвертой строки, написанной, как это сразу же угадывается, исключительно ради красного словца. Цзы Кай же, задетый за живое, схватил меня за отворот куртки и закричал мне в ухо, как слабослышащему:
   - Ты, Гена, уже потерял все, что имел! А меня время рассудит!
   Я нащупал было в кармане рукоятку ножа, но тут на пороге возник вездесущий Натаниэль, который выразительно стучал ногтем по циферблату часов. Я сообразил, что Цзы Кай опаздывает на самолет и решил не препятствовать его отбытию. Мы холодно простились с Цзы Каем, он наклонился за своими чемоданами, и тут, о женщина, я заметил взгляд Натаниэля, исполненный торжества.
   Он посмотрел на тебя, и его время кончилось.