|
В начало
Поросёнок
Прасёнок
потому прасёнком и называется, что везде грязи найдет, говорила бабушка
Лиза.
Юрочка
Когда
родился Юрочка, мне было пять лет. Я уже знала, что вот должна появиться
мама с моим братиком, и когда ее забирали из роддома, меня отправили к
соседям поиграть в железную дорогу. Я там играла как на иголках, хотела
скорее домой, ждала, когда меня заберут на просмотр братика. Я его любила,
еще не видя, очень сильно. Наконец, за мной пришли и я побежала домой.
Мама была в ванной, она там стирала. Она была в красной кофточке, мы обнялись
и она повела меня в комнату смотреть братика. Был зимний день, и низкое
солнце как раз светило на тахту, где он лежал. Рыжая тахта от солнца казалась
золотой, он был завернут в голубую пеленку, у него были очень длинные
черные волосы, а на макушке лысина. От солнца, или от моего волнения все
цвета были очень яркими, я обычно такими яркими цвета не вижу, обычно
все более графично. А тут - все ярко. Золотое покрывало, небесного цвета
пеленка, и тут он открыл свои глаза и посмотрел на меня. И это было умопомрачительно,
потому что и глаза у него оказались такими синими, что таких не бывает.
Я запрыгала тихо, и захлопала беззвучно в ладоши, и я ликовала. Вот, теперь
у меня будет брат, вот, он уже есть, вот он лежит на золотом покрывале
и какой он красивый. Какие синие, синие у него глаза! Я тогда не знала,
что у младенцев так бывает, что глаза меняют цвет, и потом они у него
стали карие, темно-карие, почти черные. И мы росли, совсем непохожие с
ним внешне - я светленькая, он темненький. Он был ужасно хорошенький,
и я все время гордилась им.
Юрочка
Мы
придумывали, как назвать Юрочку. И решили - Юрочкой. На самом деле, наверное,
они без меня все решили, но у меня осталось полное ощущение, что это я
все решала. И мы с мамой думали, что вот будем звать: Юрочка! И будет
приходить и папа, и Юрочка. И мы ужасно смеялись, что так будет.
Спустя
какое-то время стало понятно, что Юрочка очень болеет. У него была родовая
травма, про которую маме сначала не сказали ничего. До трех лет он даже
не мог сидеть и стоять. Когда он плакал, я не могла этого вынести, и тоже
плакала. Я залезала за шкаф, и там плакала. Мне казалось немыслимым, что
мой маленький брат болеет и страдает.
Кузьмина-Караваева
пишет про свое детство, что когда у нее умер отец, которого она очень
любила, она стала думать, что Бог очень плохой и несправедливый. У многих
людей протест против Бога начинается от страданий их близких. Страданий,
которым невозможно найти никаких объяснений. Особенно в детстве. В юности
Кузьмина-Караваева была поэтессой, первый сборник которой рецензировал
Николай Гумилев. Потом, в эмиграции, она окончила богословскую академию
и она стала монахиней, известной на весь мир своим духовным подвигом матерью
Марией.
Юрочка
У
всей семьи началось очень трудное время. Мы жили по-прежнему в квартире
дедушки. Но теперь кроме дедушки и бабушки, моих папы и мамы, папиной
сестры с мужем, появились дети. У тети Тамары с дядей Юлей были Саша и
Петя - мои двоюродные братья. У нас теперь кроме меня был Юрочка. И еще
с нами стала жить другая бабушка, мамина мама, бабушка Лиза. Квартира
хоть и была большая, но все же не резиновая. Мы все, наша семья, жили
в одной комнате. Папа писал диссертацию, без конца стучала машинка - он
или мама по очереди печатали, мама ему печатала все, в этой же комнате
был Юрочка, который много плакал. Мама постоянно делала ему массажи и
гимнастики, хотя ей говорили врачи, что это бесполезно, что ему не поможет.
И я делала уроки. И тут же бабушка, у которой была своя комната в коммуналке
на Маяковского, но она сдала ее, потому что было очень плохо с деньгами,
и она помогала маме.
Сейчас
я плохо себе представляю такое, но это продолжалось довольно долго, лет
восемь, пока дядя не получил своей жилплощади, и они не переехали. Тогда
у мамы с папой стала отдельная комната. А до тех пор мы все ютились вместе.
Я очень
хорошо помню, как Юрочка первый раз сам встал в своей кроватке. Мама причесывала
меня утром в школу. И я смотрела в зеркало, где отражалась Юрочкина кроватка.
У Юрочки была кроватка с такой матерчатой, как баскетбольной, сеткой по
бокам. Сейчас таких кроваток уже не бывает. И вдруг я увидела в зеркале,
как Юрочка сам поднялся на дрожащих ножках и смотрит на нас, держась за
перильца своей кроватки. Я завизжала от восторга и он шлепнулся на попку.
Помню,
как бабушка Лиза без конца штопала мои чулки, в которых я ходила в школу,
такие коричневые, в крупный рубчик. И тогда еще колготок не было, и чулки
пристегивали резинками к таким шитым лифчикам, вроде маек. И помню свои
ботинки, такие красно-коричневые, темные, с рантом. Я их очень сносила
и очень хотела новые. Но на новые денег не было. Я очень хорошо училась,
и в школе, в первом классе мы писали сначала карандашами, а потом, у кого
хорошо получалось, тем разрешали писать ручками с пером, вставочками.
Которые надо было макать в чернильницу-непроливашку. Вот что было в моем
детстве. Еще удивительно, как это я Ленина не видела!
В
оглавление
|