Андрей ЛЕБЕДЕВ
Год
Отрывок

в начало

16 июля

Ностальгия как катахреза
     Когда Андрей Вознесенский сообщил миру о том, что он чувствует "не по прошлому ностальгию - ностальгию по настоящему", а известная радиостанция с соответствующим названием добилась популярности, гоняя записи двадцати-тридцатилетней давности, то и советский поэт, и французский придумщик лишь зафиксировали смысловое скольжение.
     В самом деле, ностальгией давно называют не тоску по родине, а тоску по юности или вообще по прошлому. Битов в одном из интервью пересказывает анекдот:
     - Когда вам лучше всего жилось: при Хрущёве, Брежневе или Горбачёве?
     - При Никите Сергеиче.
     - Почему?
     - А у меня тогда крепче всего стоял.
     Вот современный смысл ностальгии.
     Ностальгизирующих в соответствии со словарём - немного. Большинство прибегающих ныне к этому слову не покидало родину надолго (навсегда). Ностальгии они не знают, но, как выясняется, нуждаются в ней.
     Проще всего было бы обвинить их в неграмотности. Но такой подход стопорит работу наблюдателя, ибо чреват риском не заметить важные языковые изменения.
     В девятнадцатом веке было в ходу выражение: "пространство времени". Говоря о ностальгии по прошлому, мы подменяем одно другим.
     Считать ли подмену метафорой? Но почему из многих возможных образов выбран именно этот?
     Катахреза - избыточно распространённое значение слова. По мысли Трифона (трактат "О тропах") разница между метафорой и катахрезой заключается в том, что метафора строится на переносе имени одного предмета на другой, уже обладающий своим собственным, обычным, тогда как катахреза - перенос имени обозначенной вещи на ту, что пока не имеет названия.
     При таком подходе пронзительно-сладкая тоска по прошлому представителей современной цивилизации заставляет считать себя новым чувством, неизвестным предкам, или, во всяком случае, обнаруживает в себе новые обертоны.
     Думая об этом смешении, я вспоминаю о том, что для меня самого Париж и Нью-Йорк разделяют не многие тысячи километров, а восемь часов лёта, Париж и Бангкок - одиннадцать. Что понятие невозможности попадания куда-либо (море-окиян, джунгли, разбойники на дорогах, дикие племена) уже почти не существует. Пространство утрачивает свою главную сакральную характеристику - непреодолимость. Даже полёт в космос становится лишь вопросом денег, которые, как нас учат, - то же время.
     Не допускает ли упрямое человечество сегодня более, чем когда-либо, мысли о возможности путешествий во времени? Деньги и технический прогресс, холодильные камеры с трупами в ожидании воскресения, самоклонирование впрок... Скорее всего, в ближайшем будущем "ностальгией" назовут общую, смертную тоску по жизни.

Текст иллюстрируют картины Митрича.

Далее
На страницу 39-го номера журнала "Стетоскоп"
На страницу журнала "Стетоскоп"
На главную страницу