В оглавление 40го номера журнала "Стетоскоп"
На страницу журнала "Стетоскоп"
На главную страницу

Ефим Бершин. НО ДУБОССАРАН!
Глава из книги "Дикое поле. Незаконнорожденные"

Чрезвычайное положение

В середине марта 1992 года молдавские вооруженные силы начали серию решительных наступлений в районе Дубоссар. После того, как был захвачен военный городок российского полка в Кочиерах, на его территории начали скапливаться все новые подразделения. Происходило это без всякого сопротивления со стороны приднестровцев, так как находившиеся уже под полным контролем Молдавии левобережные Кочиеры примыкали к Днестру, и можно было спокойно осуществлять переправу. Вот при помощи парома у села Новая Моловата она и была налажена. И с правого берега бесперебойно переправлялись все новые подразделения, вооружение и прочие технические средства для ведения войны. Было несколько попыток перейти прямо из села Голерканы по льду водохранилища. Некоторые из этих попыток оказались удачными. Но потом приднестровцы, контролировавшие плотину Дубоссарской ГЭС, догадались спустить часть воды из водохранилища. В результате лед треснул, и большинство переправлявшихся в тот момент спецназовцев ушли под воду. После этого случая переправа по льду была закрыта.
13 марта ОПОН уже полностью занял левобережные села Новая Моловата, Кочиеры и часть зданий в селе Коржево, в числе которых был детский сад "Колокольчик". Разодранные детские игрушки с этого "стратегического" объекта потом еще долго собирали по всему селу.
В ночь на четырнадцатое в районе села Кошница разведывательная группа гвардейцев неожиданно натолкнулась на передовой дозор основных сил первой бригады полиции особого назначения. В коротком бою двое полицейских были убиты, а двое захвачены в плен. При этом было захвачено шесть автоматов румынского производства. В три часа ночи 14 марта началось наступление с юга, в результате чего молдавские формирования вышли к окраине села Дзержинское, где когда-то родился знаменитый хирург Николай Склифософский. Гвардейцам и казакам, однако, удалось их оттуда вытеснить. Причем, совершенно случайно. Поскольку обстановка на южном фланге обороны Дубоссар была туманной и внушала серьезные опасения, туда для оценки ситуации выехал на БРДМ с двумя гвардейцами офицер управления гвардии Атаманюк. Он и обнаружил скрытое выдвижение противника в сторону гвардейского поста "Береза". Завязался бой. БРДМ был подбит, с двух сторон появились раненые, шум стрельбы докатился до Дубоссар, откуда подошло подкрепление.
Сообразив, что план окружения Дубоссар срывается, потому что южный фланг неожиданно увяз в незапланированном бою, молдавское командование бросило все силы для прорыва с севера. Возле села Роги мощным артиллерийским огнем были уничтожены все слабо укрепленные посты приднестровцев, а подразделения ОПОН заняли участок стратегического шоссе Дубоссары - Рыбница и перерезали, наконец, Приднестровье на две части. Воодушевленные успехом, молдавские бронетранспортеры ринулись вглубь Левобережья, чтобы обойти Дубоссары с востока и нанести удар с тыла не только по городу, но и по позициям обороны на Кошницком направлении. Они настолько увлеклись, что прорвались на территорию Украины, где и застряли в непролазной грязи. Украинский МИД выразил протест... Приднестровью.
Заняв участок стратегического шоссе Рыбница - Тирасполь, его перерезали в буквальном смысле этого слова - перекопали бульдозерами. При этом разгром гвардейских постов у села Роги и захват шоссе сопровождались невиданными доселе зверствами. Одному из казаков выкололи глаза и отрезали уши, другого облили бензином и сожгли живьем. Был обстрелян и ограблен туристический автобус, следовавший из Харькова и принадлежавший одной из турецких фирм. После этого по дипломатическим каналам в Молдавию начали поступать официальные ноты протеста, что вынудило молдавское военное руководство отозвать свои подразделения из села Роги.
Чтобы не допустить прорыва по Полтавской трассе, приднестровцы взорвали Полтавский мост и перебросили часть охранявших его бойцов ТСО и ополченцев на другие участки, в том числе и на Кошницкий. Но там закрепиться не удалось. И поэтому, когда утром пятнадцатого в атаку пошли молдавские БТРы, гвардейцев, ополченцев и казаков начали просто расстреливать из крупнокалиберных пулеметов. В это же время начался массированный артиллерийский обстрел приднестровских позиций на всех участках обороны. Город затаился, предчувствуя неминуемый штурм.
К полудню 15 марта, рискуя оголить фронт на других участках, командование приднестровскими формированиями перебросило к Дубоссарам резерв из Рыбницы и Тирасполя. Перегруппировавшись, приднестровцы решили вышибать клин клином и бросились в контратаку. В отчаянных боях они подбили несколько бронемашин, среди которых оказались БТР-80, собранные в Чехословакии. По утверждению представителя военного руководства СНГ генерала Пьянкова, бронетранспортеры подобного типа в этот регион не поставлялись, следовательно, они не могли быть конфискованы молдавскими формированиями в частях бывшей Советской Армии, расположенными в Молдавии. Отсюда был сделан вывод, что их привезли из Румынии. Больше неоткуда было. Так или иначе, но приднестровцы в результате упорных боев вернули себе контроль над шоссе и начали укреплять оборонительные рубежи на севере Дубоссар.
Тут же Мирча Снегур объявил им ультиматум: до 18.00 семнадцатого марта прекратить сопротивление и сдать оружие. Ответ был адекватным: дескать, рады бы сдать, да Снегур не указал, где его складировать. Тем не менее, несмотря на упорное сопротивление намного превосходящим силам Молдавии, Дубоссары все еще были блокированными. Погибшие исчислялись уже десятками. Много было раненых, в том числе детей. Потому что артиллерийским обстрелам подвергались не только боевые позиции, но и сам город. На окраинах продолжались полномасштабные бои с применением минометов, реактивных установок, пушек, бронетехники. Канонада не стихала. Но ее никто не слышал. То есть, ее никто не хотел услышать. Дубоссарцы делали громкие заявления, которые начинались и заканчивались воплем "Помогите!", но заявления эти никуда не доходили. Мир, убаюканный миролюбивыми заявлениями Снегура, спокойно взирал на то, как убивают жителей маленького города.
Президент ПМР Игорь Смирнов не успевал подписывать многочисленные соглашения о прекращении огня. Каждое из них действовало не более трех-четырех дней. Молдавия перегруппировывала силы и наносила удар в новом месте. Окончательно сообразив, что мировое сообщество мешать ему не станет, 28 марта 1992 года Мирча Снегур выпустил Указ "Об объявлении Чрезвычайного положения на всей территории Молдовы", статьи которого не оставляли сомнений: война Приднестровью объявлена официально. Это подтвердилось новой кровопролитной атакой со стороны Кошницкого плацдарма и новой кровавой же репетицией в Бендерах: первого апреля шесть бронетранспортеров ворвались в город и расстреляли из крупнокалиберных пулеметов несколько автомашин и рейсовый автобус.
Снегур, Косташ, Плугару, Анточ, вдохновляемые "фронтистами", рвались освобождать "порабощенных оккупантами братьев по крови". Позже их на смутило даже то, что "братья по крови" собрали съезд молдаван Приднестровья и направили обращение генералу Косташу, в котором, среди прочего, было такое: "Генерал! Мы, молдаване Приднестровья, могли бы говорить с достойными политическими противниками... если они искренне ставят своей целью переустройство общественной жизни в лучшую сторону. Мы могли бы с ними обсуждать любые вопросы. Мы могли бы говорить с достойными воинами, соблюдающими правила ведения войны... Но как нам говорить с уголовниками и живодерами? О чем мы можем спорить с грабителями и насильниками наших жен и дочерей?.. Запомните, генерал, и внушите всем своим компаньонам, что мы считаем низменной и позорной для себя даже мысль о возможности договориться о чем-то с вами... Мы не призываем вас к покаянию. Вам поздно каяться. Мы советуем вам, организатору и вдохновителю всех наших бед, партийному перевертышу и предателю молдавского народа, понять, наконец, простую истину. Она состоит в том, что мы - свободные граждане, а не рабы. Мы - народ Штефана чел Маре, митрополита Дософтея, Дмитрия Кантемира, Григория Котовского, Михаила Фрунзе, Иона Солтыса. Мы не потомки Антонеску и Алексяну и не потомки их рабов, как это вам ошибочно кажется, а потомки их победителей. Поэтому мы сложим оружие только тогда, когда ни один кровопийца из вашей уголовной шайки не будет больше осквернять своим присутствием нашу прекрасную и страдающую землю. Запомните, генерал! И да поможет вам в этом Бог!"
Поистине героическая оборона Дубоссар, во время которой уже, казалось бы, уничтоженные формирования приднестровцев всякий раз возрождались из пепла и переходили в контратаки, привела к тому, что к 17 марта ситуация относительно стабилизировалась. Бои, конечно, периодически возобновлялись, но на столь же мощный натиск молдавские войска, которые тоже понесли немалые потери, уже не решались. Ошарашенные такой остервенелой обороной, они перешли к оппозиционной войне. Лозунг "Но дубоссаран", брошенный почти два года назад во время похорон первых жерв, продолжал развиваться над Дубоссарами.

Информация к размышлению

В первый раз Мэри занесло в Приднестровье как раз в марте 1992 года, когда необъявленная война уже шла вовсю. Шла в основном вокруг Дубоссар, со всех сторон окруженных, обложенных плацдармами, образованными здесь, на левом берегу, в непосредственной близости от города. Самыми опасными были Кочиерский и Кошницкий. Особенно Кошницкий. Дело в том, что Днестр в этом месте делает неожиданную петлю, огибая левобережные села Пырыта, Кошница, Погребы и Дороцкое и буквально вклинивая их в правый берег. Таким образом здесь образовывался естественный "мешок", попадать в который было нежелательно. Еще во вторую мировую советские войска в него вот так-то сгоряча вклинились и были отрезаны. Помня об этом, приднестровцы в него не лезли, а оборону занимали несколько поодаль, ближе к шоссе, предпочитая не наступать, а только отражать вылазки молдавских войск.
А вылазок было предостаточно. Пользуясь преимуществом, дарованным самой природой, молдавское командование почти беспрепятственно доставляло на приднестровский берег технику и свежие подразделения, которые время от времени бросались в бой в направлении шоссе.
23 марта, как раз в тот день, когда я глотал пыль в придорожной канаве, прячась от пуль, когда укрывался за спиной хлипкого гипсового пионера в каске, а после попивал чай с его защитниками, швейцарские телевизионщики, не разобравшись в дислокации, попали в самое пекло. Крышу их микроавтобуса буквально срезало пулями крупнокалиберных пулеметов. Каким-то чудом все остались живы, но потом три часа просидели в окопе под непрерывным огнем. Просидели, кстати, не зря. Им удалось заснять на пленку практически весь бой.
Вначале с правого берега с двух сторон начали бить минометы. А потом из узкого перешейка выскочили девять бронетранспортеров и примерно пятьсот человек пехоты и устремились на приднестровские окопы. В первые минуты казалось, что они без труда сомнут обороняющихся, но те ответили с такой яростью, что наступление захлебнулось. Бой перешел в позиционное русло, но интенсивность огня не уменьшилась, невозможно было поднять головы. Результаты же трехчасового столкновения оказались совершенно неожиданными: нападавшие потеряли четыре БТРа, с десяток человек убитыми и откатились назад в Кошницкий "мешок". Приднестровцы обошлись без потерь.
С Мэри мы столкнулись уже в центре Дубоссар, ближе к вечеру. Поначалу я ее не узнал. Перевозбужденная, выпачканная в земле и глине, с растрепанными волосами она выходила из здания горсовета, жестикулируя и объясняя что-то идущему рядом оператору с камерой на плече. Обнялись. Я смотрел на нее с любопытством - после сегодняшнего боевого крещения это был уже совсем другой человек. Впрочем, я и не сомневался, что, в отличие от других иностранцев, Мэри, с ее неуемным характером, быстро во всем разберется.
- Нет, наши никогда ничего не поймут, - махнула она рукой в сторону удаляющегося оператора. - Знаешь, я поняла, что наше неторопливое спокойствие, наша размеренная и со всех сторон правильно организованная жизнь может быть вредной. Она отучает думать. Они совсем не хотят думать. Они приехали уже с готовым мнением, и переубедить их почти невозможно.
- Это понятно. Они же работают не для себя. Они выполняют задание. А задание определено далеко от этих окопов. Наши тоже приезжают из Москвы с уже готовыми статьями в голове. В лучшем случае изображают объективность: слово одним - слово другим. Заблудиться в этих словах ничего не стоит. Политики всегда умели красиво говорить.
- А что же делать?
- Не знаю. Но я принципиальный противник равноправия между убийцей и жертвой.
Мы вышли на холмик, расположенный напротив плотины Дубоссарской ГЭС. Необузданный Днестр, конечно, нисколько не напоминал размеренный Рейн. Тонны воды водопадом срывались вниз с плотины. В ее шуме терялись даже редкие автоматные очереди, раздававшиеся с противоположного берега. Справа чуть затуманенным зеркалом колыхалось огромное, как море, водохранилище. Оно спокойно отражало высокое южное небо, редкие домики на берегу и играющие серебром на легком ветру пирамидальные тополя. И с тем же спокойствием, неожиданно сужаясь, швыряло и воду, и отраженные в ней тополя, и само небо на разящие турбины, чтобы те через какое-то время, перемешав их в безжалостном потоке, сбросили в пропасть.
Это было так похоже на наш мир.
Конечно, журналистам на этой войне было совсем не просто. Информация порой давалась с кровью. В прямом смысле этого слова. В районе дубоссарского моста еще раз была обстреляна машина со швейцарскими журналистами. Венгерские телевизионщики уцелели лишь случайно - их микроавтобус был подбит из гранатомета. Полдня в кювете под Бендерами пролежали японцы, пережидая, пока над их головами перестанут свистеть пули. При попытке приблизиться к зданию бендерской полиции, забаррикадированному в центре города, были обстреляны журналисты "Известий". Сашу Мнацаканяна из "Московского комсомольца" опоновцы так встретили в Кошнице, что он враз сменил политическую ориентацию, сообразив, кто есть кто. Хотя послан был "громить сепаратистов". Журналиста одной из киевских газет увезли раненого. Многие действительно рисковали, добывая правдивую информацию. И именно их Молдавия обвиняла в разжигании страстей. Пресс-служба правительства рассылала по редакциям списки журналистов, пишущих, по ее мнению, провокационные материалы.
Но в этот список, естественно, не попали те журналисты, что приезжали с готовыми формулами в голове. Они и на передовой-то не появлялись. Писали, не выходя из гостиницы. Формулы противостояния, по их мнению, были простыми. С одной стороны (молдавской) - сплошь демократы, с другой - сплошь коммунисты. С одной стороны - борцы за свободу, с другой - страшные щупальца империи. Доходило до смешного. К одному из лидеров дубоссарской обороны, отвечавшему за информацию и работу с прессой, Виктору Дюкареву, приходили журналисты и первым делом строго спрашивали, почему он до сих пор не вышел из КПСС. Им и в голову не приходило, что он в ней никогда не состоял. Но почему в тот момент их интересовало именно это? Не безвинно убитые люди, не разрушенные дома, не снаряды, упавшие на детские сады и школы?
Никого не хочу осуждать. Люди получали вполне определенное задание в Москве, Лондоне, Берлине, Мадриде. И выполняли заказ. Журналист - тоже человек подневольный. Кроме того, почти никто из освещавших конфликт не знал ни историю этих мест, не понимал местной культуры и традиций, местного духа, наконец. Ладно, не понимали. А вот то, что даже не хотели понять, хотя бы для себя, а не для газеты, - вызывало полное недоумение. Идеологическая зашоренность изумляла, раздражала. Как позже, уже в московском метро, сказала мне приехавшая из Парижа сотрудница "Русской мысли" Наталья Горбаневская: "Даже если бы в Приднестровье, действительно, жили одни коммунисты, это совсем не значит, что их нужно убивать". Хотя на страницах той же "Русской мысли", которая каким-то чудом попала в приднестровские окопы, я прочел уж совершенно уникальную статью о приднестровской войне: известный историк Александр Некрич освещал ее, не выезжая из Бостона. Разумеется, все по той же схеме.
В среде "заочных" сторонников приднестровцев тоже дело обстояло не лучше. И здесь работали изначальные формулы: "наши - не наши", "русские - нерусские". То, что "наши", - сомнений не вызывало. Но наши в Приднестровье, как уже было сказано, - десятки национальностей. Поэтому здесь пару раз спускали с лестниц представителей московской "Памяти". А делегация одной сверхпатриотической московской газеты, прибывшая сюда в расширенном составе, и вовсе попала в нелепую для себя ситуацию. Пришли в Дубоссарах к Саше Порожану, заместителю председателя горсовета, и изъявили желание возложить венки на свежие могилы русских патриотов, погибших за Приднестровье.
- Надо, так надо! - сказал Порожан и отвез делегацию к свежим могилам.
Среди погибших, кажется, были молдаванин, еврей и украинец. Долго топтались члены делегации, но уйти не посмели. Возложили-таки венки.
Тех, кто пытался честно разобраться в происходящем, было ничтожно мало. Им было сложно противостоять отлаженной пропагандистской машине Кишинева, пользующейся в тот момент доверием в Москве и в столицах других государств. Статьи урезались, снимались, искажались. Мне понравилось словообразование, изобретенное корреспондентом из "Останкино" Этибаром (по-нашему Эдиком) Джафаровым. Когда мы с ним и с другим "останкинцем", Сергеем Егоровым, вышли из ворот штаба 14-армии после двухчасового обстоятельного интервью с Александром Лебедем, Эдик, почесав в затылке, с характерным бакинским акцентом произнес:
- Все равно "обезяну" сделают.
Точный смысл эдиковых слов я понял уже после того, как посмотрел вечерние новости с его материалом. Он оказался прав: "обезяну" сделали. От Лебедя остались только командирский рык и генеральские погоны. Страна была в шоке. Общественность не знала куда деваться от страха.
Уже потом, после страшной бендерской трагедии, в начале июля 1992 года, некоторые из нас не выдержали. Мы выступили с официальным обращением к общественности и к средствам массовой информации. Так вышло, что среди подписавших его семи журналистов, оказались представители шести национальностей - украинец, азербайджанец, армянин, поляк, еврей и два русских. Вот это обращение:
"В последнее время ряд наших коллег столкнулся в своих редакциях с прямым или завуалированным давлением по поводу материалов по Приднестровью. Журналистов обвиняют в чрезмерных симпатиях к Приднестровской Молдавской Республике, защите прокоммунистического, тоталитарного режима, поощрении регионального сепаратизма, неуважении международно признанного суверенитета Молдавии и принципов СБСЕ. Под этими предлогами материалы репортеров усиленно правят, их вытесняют с данной темы. Причем, подобный процесс происходит синхронно в разных редакциях, что наводит на определенные размышления.
В связи с вышеизложенным мы считаем необходимым заявить следующее.
Журналистская объективность не заключается в арифметическом уравновешивании точек зрения обеих сторон. Она состоит в выявлении и освещении реальных, проверенных фактов и выводах, сделанных лишь на их основе. А факты таковы:
1. Никакого прокоммунистического режима в Приднестровской Молдавской Республике не существует, более того, это единственный в бывшем СССР "режим" здравого смысла, который не ставит политику впереди экономики и социальных вопросов. Этот "режим", вопреки распространяемому Молдовой мифу, пользуется поддержкой большинства населения.
2. Конфликт между Кишиневом и Тирасполем не является межэтническим и не сводится к противостоянию русских и молдаван. Тирасполь поддерживают не только русские и украинцы, но и большинство левобережных молдаван. Это конфликт двух идеологий, одна из которых ставит выше всего права нации, а вторая - провозглашает приоритет прав человека над правами нации.
3. Кишиневский режим, может быть, и не является фашистским, но именно этот режим отдал приказ на захват города Бендеры, на его обстрел и бомбардировки артиллерией. Ввод советских войск в Баку в 1990 году является детской игрой по сравнению с этой кровавой акцией. Именно этот режим на "законном" основании формирует террористические группы, действующие на территории, которую Кишинев считает своей, и против своего же народа. До такого букета не додумались ни Сомоса, ни Пиночет. Единственной аналогией может являться лишь режим Саддама Хусейна в вопросе с курдами.
При такой реальности кивать на уважение суверенитета по меньшей мере неэтично. А посему мы считаем, что принцип искусственного выравнивания позиций Кишинева и Тирасполя в данном случае неприемлем и выражаем протест редакторам тех изданий, которые пытаются вновь брать его на вооружение. Напоминаем, что средства массовой информации уже "выравнивали" позиции Карабаха и Азербайджана, Южной Осетии и Грузии, и в том, что мы сейчас имеем, есть и наша заслуга.
Агрессор должен быть назван агрессором, геноцид - геноцидом, режим, устанавливающий кровавый закон и творящий беззаконие против своего народа, должен быть назван преступным. Права должны защищаться в любой стране, невзирая на ее суверенитет.
Ефим Бершин - "Литературная газета", Этибар Джафаров - телерадиокомпания "Останкино", Сергей Егоров - телерадиокомпания "Останкино", Александр Какоткин - "Московские новости", Александр Мнацаканян - "Московский комсомолец", Кирилл Светицкий - "Собеседник", Александр Харченко - ИТАР-ТАСС.
Это обращение прошло по каналам ИТАР-ТАСС. Оно вышло почему-то в той же "Русской мысли" в Париже. Ни одна московская газета его не напечатала.

Мертвые и мертвые

Кажется, в первых числах апреля Дубоссары хоронили Сергея Величко. Дубоссары - это и значит Дубоссары. То есть, всем городом хоронили. Не было только тех, кто в это же время сидел в окопах. Огромная толпа вначале двинулась в сторону дома, где жил Сергей, а потом уже к площади перед горсоветом. Гроб был закрыт. И не потому, что так предписано религией. Просто его страшно было открывать. Однако все уже успели увидеть выставленную перед горсоветом огромную фотографию Сергея. Точнее, не Сергея, а того, что от него осталось - кусок черного, бесполого, обугленного тела. Мы с Сашей Мнацаканяном из "Московского комсомольца", поеживаясь на ветру, шли в этой траурной толпе под звуки автоматных очередей, раздававшихся из-за Днестра. Бабы выли страшным бабьим воем. Мужики сжимали зубы и кулаки. Дубоссарские мальчишки то смеялись, то плакали, не очень понимая еще, что происходит. Впрочем, не они одни не понимали. Я - тоже. Я не понимал, как одни люди могут это сделать с другими. Только после понял: их убили. Их нет. Убийца первым убивает себя. А уже потом - жертву.
Сергей Величко возвращался с беременной женой на автомобиле из Рыбницы. Где-то возле села Роги их остановили вооруженные люди. Узнав, что Сергей - из Дубоссар, они его вначале жестоко избили. Этого показалось мало. Тогда, еще живому, выкололи глаз, отрезали пальцы рук и половые органы. И этим не насытились. Решили устроить из Сергея костер. Облили бензином и подожгли. Потом останки засунули в целлофановый мешок и прикопали за кустом. Беременную жену раздели, изнасиловали и оставили на дороге, повесив на грудь гранаты. К утру, совершенно обезумевшая, она дошла до дубоссарских позиций. Труп мужа вернули позже, после вмешательства посольства Венгрии - Сергей оказался приднестровским венгром.
Словно мор прокатился вдоль берегов Днестра. Люди исчезали и не возвращались. Возвращались их трупы. Восемнадцатилетнюю Свету Деуцэ хоронили в белом подвенечном платье. Замуж не успела. Снайпер опередил. В подвале одного из дубоссарских домов бандиты изнасиловали и убили десятилетнюю Таню Гацкан и тринадцатилетнюю Таню Бондарец. Там же замучили Ольгу Дорофееву.
Семью Александра Мунтяна уничтожили всю. В их же собственном доме. Мать и двух дочерей насиловали в разных комнатах. Самого Александра убили выстрелом в висок. Потом дом взорвали. Всех погребло под обломками.
У Бендер в персиковом саду нашли пятерых. Все - со связанными руками. Все - убиты в упор.
Сергей Красутский был захвачен полицией, когда возвращался домой. На его теле выжгли каленым железом латинскую букву "V" (виктория, победа), спину разрисовали паяльной лампой, выдавили глаза. Труп Михаила Заводчикова был найден в таком же состоянии. Борис Беженарь вышел из дому и не вернулся. Нашли его со следами страшных пыток. Житель Кочиер Милий попытался отвезти сына в Дрокию. Когда переправился через Днестр, был остановлен ОПОНовцами и расстрелян на глазах у сына. Ополченцу Брагарчуку разрубили голову. Другого ополченца, Полякова, подвесили на дереве за челюсть.
Продолжать этот список нет сил.
Впрочем, продолжу. Фотография изуродованного и сожженного на глазах жены Сергея Величко, которого хоронили всеми Дубоссарами, позже, уже летом, была выставлена на "выставке войны" в Кишиневе. С подписью: жертва приднестровских сепаратистов. Бумага все терпит.
В 1992 году на территории Приднестровья активно действовали несколько десятков террористических групп. Распознали их только тогда, когда начались убийства. Но распознать - это одно, поймать - совсем другое. Тем более, Приднестровье такое мизерное, что в течение часа можно пересечь границу в любом направлении - что на запад, что на восток.
Постепенно стало ясно, что в районе Дубоссар - у сел Коржево, Роги, Кочиеры - промышляют, как их здесь называли, "бурундуки" и "скорпионы". Именно они отлавливали дубоссарцев на дорогах. А по ночам забирались и в сам город. Тем более, что долгое время в нем, наряду с местной милицией, базировалась полиция Молдавии. Сведений о них было мало. Очевидцы сообщали, что к шапкам они почему-то пришивают хвосты мелких животных (отсюда их и назвали "бурундуками"). Долго гадали, откуда они взялись. Уж больно жестоки. Высказывалось предположение, что после объявленной вместе с началом военных действий амнистией, из правобережных тюрем было выпущено много уголовников. Повадки-то у них были настоящих убийц, но, в отличие от обычных уголовников, больно уж целенаправленно действовали.
Обнаружились террористы в районе Тирасполя и в Слободзейском районе. Здесь они отметились зверской расправой с председателем Слободзейского райсовета Николаем Ивановичем Остапенко и заместителем председателя районного ОСТК Александром Давыдовичем Гусаром. Гусара просто-напросто сожгли, что, при сопоставлении с аналогичными сожжениями в Дубоссарах, наводило на мысль о каких-то чуть ли не ритуальных убийствах.
Подозрение пало на представителей Тираспольского отделения Народного Фронта Молдавии. Дело в том, что еще в сентябре оно приняло так называемое "Постановление N№6", которое его руководитель Илие Илашку зачем-то передал для печати в газету "Трудовой Тирасполь". Целиком оно не очень интересно - стандартный набор фанатизма и ненависти. Но отдельные пункты любопытны. Объявив врагами молдавского народа всех причастных к созданию Приднестровской Республики, оно предписывает "активизировать работу по сбору и анализу информации на всех делегатов 2-го съезда ПМССР и лиц, входящих в руководство самозваного государства". Есть и такой пункт: "Всем членам НФМ интенсивно готовиться для работы в условиях подполья со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Подготовить базу для ведения партизанской борьбы с оккупационными властями".
Позже выяснилось, что Илашку руководил террористической группой "Бужор", созданной министром национальной безопасности Молдавии Анатолом Плугару по прямому указанию президента Мирчи Снегура. Окончательно это стало ясно уже позже, когда Илашку был арестован. Уже в 1995 году тогдашний вице-премьер Молдавии Валентин Кунев навестил Илашку в Тираспольской тюрьме. Несмотря на то, что террорист был возведен в ранг национального героя, а газета "Цара" именовала его не иначе как "олицетворением совести румынской нации, чистым перед Богом и людьми", не думаю, что вице-премьер отправился на свидание в тюрьму, чтобы принести дань уважения герою. Скорее всего, Илашку шантажировал руководство Молдавии угрозой раскрыть некую конфиденциальную информацию. Вот некоторые выдержки из записи его разговора с вице-премьером:
- Я согласен, чтобы меня судили, - говорит Илашку, - но чтобы рядом со мной на скамью подсудимых сели Снегур, Плугару и другие должностные лица, которые давали задания.
А дальше идут откровения, которым в здравом уме и верить не хочется:
- Есть еще вещи похлеще, в которых замешан Снегур. Я получал от него прямое указание, что делать. Он - глава правительства, и он знал. Я встречался с ним, он задания ставил. Отсебятины я не делал... Я должен был взорвать Дом Советов с людьми вместе. Это не я решал, руководство... Я жертва политических интриг, лично Мирчи Снегура. Ему дорого обойдутся эти три года. Год, два, три меня еще подержат, и я приду и задавлю его... Я клятву дал: выйду - пристрелю его, как собаку... Я никогда не прощу такие вещи.
Международная демократическая общественность, прогрессивные журналисты, неизменно осуждающие терроризм, несколько лет активно боролись за освобождение из тюрьмы "демократа" Илашку. В конце концов его выпустили. Как бы Снегуру не пришлось утроить охрану.
Мэри уезжала отдельно от своей группы. Она мужественно и терпеливо облазила все позиции. Она поговорила со всеми, кто согласен был с ней говорить. А говорить хотели все. К концу командировки ее арсенал русских фраз значительно увеличился. Вплоть до непечатных. Незадолго до отъезда я застал ее у моста через Днестр. Командир поста Валерий Тинкул уговаривал ее не ходить на мост - все простреливается снайперами. Я пришел ему на помощь. Я знал уже, что к противоположному берегу подошли около пятнадцати тысяч человек, вооруженных бывшим советским и новым румынским оружием. Я знал, что все увиденное - только начало. И нужно было уезжать. Нужно было уезжать, чтобы успеть вернуться.
Когда мы прорвались сквозь кордоны, выстроенные на границе с Приднестровьем украинскими пограничниками, вооруженными бронетранспортерами и пулеметами, направленными в сторону Тирасполя, я окончательно понял, что левый берег блокирован. Помощи ждать неоткуда. Трагедия неизбежна.
В Одессе вдруг выяснилось, что до самолета еще есть лишний час. И собкор "Аргументов и фактов" Петя Винницкий подбросил нас на машине к морю. После всего увиденного в Приднестровье трудно было поверить, что есть еще на свете море, есть улыбки на лицах, есть отдыхающие и - утренняя тишина. И здесь, на этом берегу, я еще раз понял, что расплачиваемся мы за собственную неумеренную революционность, за нетерпение, за пренебрежение человеческими судьбами, необдуманно и поспешно расколов страну на айсберги, не все из которых уже готовы к самостоятельному плаванию в некогда, как мне казалось, прекрасном море жизни.
Море! Я еще раз простился с ним взглядом уже с борта самолета, на крыле которого был начертан печальный анахронизм - "СССР".

Из писем Мартину

"...Наш мир, Мартин, стал циничным до неприличия. Ну о каких правах человека вы там рассуждаете? О каком гуманизме? Поздно говорить о правах человека, когда человека уже убили. Его нет, понимаешь? Нет Homo sapiens. Есть Человек воюющий. А у войны другая этика, другая мораль, другие законы. Война живет инстинктами. А инстинкт повелевает стрелять первым, потому что хочется выжить. Надо выжить.
Борьба с отдельными видами вооружений, в частности, с противопехотными минами - смехотворна. Какая разница, как убивать? Миной, стало быть, негуманно. А реактивным снарядом - пожалуйста. Реактивный снаряд, видимо, вполне соблюдает права разнесенного им в клочья человека.
Воевать милосердно в наше время нельзя. Война - это массовое переступление, перешагивание через запреты, в результате чего погибают все - победители и побежденные, живые и мертвые. Потому что выстрелить в другого человека - то же самое, что выстрелить себе в висок. Выстрелить в другого человека - неосознанное самоубийство. Даже если ты идешь в бой с надписью "Не убий" на броне, если совсем не желаешь убивать, если только стреляешь, обороняясь, - не уберечься. О тех, кто осознанно и хладнокровно выискивает жертву в прицеле снайперской винтовки, уж не говорю.
Ты спросишь, Мартин, - что делать? Я не знаю. По-толстовски уступить насилию, чтобы таким образом выйти из заколдованного круга насилия? Можно. Если речь идет только о тебе самом. А если за спиной у тебя твоя женщина? Если за спиной у тебя - твои дети? Их тоже безропотно отдать насилию? Но человек, даже Человек воюющий, на это не способен по самой природе. Бог потребовал от Авраама отдать ему в жертву первенца. Страшно, но понятно. Однако Бог не требовал отдавать своих первенцев сатане.
Но самое печальное, Мартин, что мир вроде бы не воюющий и мир воюющий живут по одним и тем же законам. Война - сконцентрированное выражение мира, его правил и его инстинктов. Война, Мартин, ( надеюсь, ты не будешь чрезмерно шокирован) даже чище, потому что все человеческие пороки и достоинства в ней обнажены, неприкрыты. Мир невоюющий точно так же убивает, но только другими средствами. Мир невоюющий прикрывает свои убийства им самим выдуманной моралью и пропагандой. Мир невоюющий постоянно находится в состоянии войны, потому что им, как я уже тебе писал, правит беспринципная выгода и основанная на ней политика. Поэтому мир невоюющий беспрестанно подталкивает к кровопролитию невинных и неразумных сих.
Вывод, Мартин, прост. Если убийство - это и есть самоубийство, то все мы живем уже в постчеловеческую эру".

В оглавление 40го номера журнала "Стетоскоп"
На страницу журнала "Стетоскоп"
На главную страницу