В начало

Наш двор

          Для меня этот спектакль - "Окна, улицы, подворотни" - неотделим от нашего дома, где мы жили, - сталинской постройки, с огромными лепными желудями над парадными входами - что означали эти желуди? - от прохладной парадной, где я пряталась в простенке, чтобы напугать бабушку тявканьем, забегая вперед при возвращении с прогулки; неотделим от нашего двора, где напротив нашего стоял такой же точно дом - и там располагалось общежитие Балтийского завода. По будням обитатели его выбрасывали из окон пустые бутылки, а по праздникам - друг друга. Пару-тройку раз бабушку и маму грабили во дворе - ну, грабили слишком громко сказано - просто отнимали кошелек, но не били и не раздевали, но весь набор ощущений, связанный с проживанием в таком пикантном месте, наша семья имела.

Опять двор

          Наш вполне "приличный" двор с хилыми деревцами и аккуратными зелеными заборчиками, через которые можно было перешагнуть, в моем детстве был умытым и не страшным, а в дальнем его конце, куда нам в детстве ходить без бабушки не разрешалось, даже имелся круглый бетонный фонтан с настоящим бронзовым олененком посередине. Олененочьи бока были отполированы до ценного блеска детскими штанами - посидеть на нем было каждодневным святым долгом всего малолетнего населения. Странно, иногда судорожная драчливая очередь "на оленя" сменялась периодами полного забвения и затишья - и дети и взрослые ходили мимо, как будто его и вовсе не было, и тогда бронзовый олень отдыхал, рассматривая свои копытца, увязнувшие навсегда в груде красивых булыжников, сцепленных некрасивым серым цементом. Позже заборчики исчезли, еще позже растаял бронзовый олень, деревья подросли, двор стал пыльным и замусоренным, хотя дворники постоянно демонстрировали себя и свои метлы, хищно замирая на многие часы в позе девушки с веслом.

Фиаско

          Все мои попытки иметь контакт с дворниками - а в юности у меня была муля - со всеми иметь контакт - терпели круглое фиаско, и даже просто оставаться вежливой именно с нашими дворничихами мне не удавалось - здоровалась я или нет, но вслед мне обязательно произносилась одна из классических клановых формул: "Ходют тут всякие!", либо "Ишь, вырядилась!". И я шла, стараясь оттолкнуть позвоночником острые взгляды дворничих, по нашему такому простому двору, где просматривалось все, как на плацу.

Где мы живем?

          В таком дворе не может протекать полноценная жизнь, ведь бытие не выдерживает непрестанной ясности и открытости, все равно хочется фиолетовых сумерек, затемненных беседок, увитых виноградными листьями, прохладных гротов, откуда видны звезды и краешек оранжевой луны, и где можно случайно дотронуться до руки своего спутника - или спутницы, и отпрянуть, но потом долго хранить в пальцах память о прикосновении, и эта маленькая тайна будет иногда вспыхивать по ночам страстной нежностью непрожитого мгновения, вызывая на губах улыбку и сохраняя незаконченной мысль-воспоминание, которое, засыпая, оставляешь на утро...

Окна

          Но нет, ничего этого не было. Не было, хоть тресни, беседок, увитых виноградными листьями, были помойки, заводы, заборы, отянутые поверху колючей проволокой в четыре ряда, проходные, желтые окна обойной фабрики, где за кирпичными стенами не переставая днем и ночью с неживым механическим звяканьем и шуршанием качались страшные длинные тени, и про которую - так папа сказал! - Блок и написал свой стих: "В соседнем доме окна жолты, по вечерам, по вечерам, скрипят натруженные болты, подходят люди к воротам..."
          Ах, ах, неистребимо стремление человека... куда-то ввысь, вдаль... туда, где нас нет... где море огней... Но если отсутствует грот... то, конечно, приходиться довольствоваться подоконником между этажами... недостающий романтизм компенсируется бутылкой портвейна... фиолетовые сумерки - выбитой лампочкой... песней под гитару...
           Это мы с папой и видели и слышали каждый день, когда после репетиций поздно возвращались домой.

Зона

          В той жизни не было и еще очень многого. А вот, к примеру, Зона, цепко и плавно вползала в теплые детские ушки, незаметно, постепенно и все явственнее диктовала свои законы - своей красоты, своей справедливости, своей правды и иерархии.
           Ведь Зона отшлифовала сознание нескольких поколений чрезвычайно. Ценности Зоны, ее законы, ее справедливость и иерархия постепенно приобретали статус истин.
           Мораль Зоны десятилетиями соперничала с государственной моралью и с крестьянской, народной моралью и постепенно вытеснила и ее и ее.
           Естественно - ведь зона когда-то, в свое время, собрала самое лучшее. Те, кто возвращались оттуда в пятидесятые годы, не тратили много слов. Они просто приносили себя, но с ними неизбежно приходил привкус зоны.

В продолжение
В оглавление