пространство труднореализуемых проектов
журнал созидания прямой и косвенной речи
стетоскоп №34 - "Чужая жизнь-2"
Александр Елеуков
Цветоименование
 

 
Из эссе Александра Е. Елеукова
«О поэзии Саши Рижанина в смысле науки»

Цветоименование

(Первая и вторая части эссе «Александр Елеуков и Саша Рижанин. Сложности разведения имен» и «Я – И – Не» были опубликованы в журнале «Стетоскоп» № 17 за 1997 год)

     Следуя за великим натурфилософом Иоганном Вольфгангом Гете, приложите призму к пытливому оку. Ибо цвет стиха как цвет неба шелковой кисточкой гладит душу поэта и душу читающего стихи. Ибо цветоименование в стихе не трамвайный звонок для воображения, но рвущийся вовне тон сердца. Об этом следующее наше исследование.

      Итак, наиболее любимы Сашей Рижаниным тона красного цвета – встречаются в 14-ти стихотворениях (из 102-х), желтого – в 10-ти стихотворениях и синего – в 9-ти. Цвета, называемые им скорее по необходимости – оранжевый, коричневый и черный, – встречаются лишь по три раза. Активность, энергия, любовь к солнцу, не признающая уныния, жалоб и самоистязания. Однако, такое знание о «певце нового оптимизма» у нас уже есть (см. часть вторую настоящего эссе). И вновь обратимся к пути поэта.

      О, лучи трех звезд освещали этот путь, три духа владели этой величественной душой! Спектр первой звезды преимущественно сине-красный, в нем нет ни тона голубого и коричневого.

Мне снилось утро. И небо чумазое...

     В ментальном сиянии этой звезды творил Саша Рижанин в Риге. Конфликт ярости и спокойствия, огненно-красная заря, разливаемая по ночному небу, ярость и восторг пробуждения, срывания тенет с лица и непослушных, незнакомых рук. Но как невразумительна земля для внимающего небу, как непредставима блеклость душного полдня для упившегося вином рассвета, так Саша Рижанин в объеме этой дивной сферы поглощен яростным желанием спокойствия и созерцанием скапливающегося ПРОТЕСТА.

Может быть, это бред...

В продолжение
В оглавление
 

 
Моменты свидания и разлуки суть для многих самые великие моменты в жизни.

Козьма Прутков. Плоды раздумья