В начало
ЖИЗНЬ НА ГОБЕЛЕНАХ
Вид из окна на проезжающие машины неблагоприятен
для живущих в доме. Согласно фэн шуй, он вызывает желание переехать, чреват
депрессиями, распадом семьи. У меня всё наоборот. Я вижу только вернувшиеся
автобусы. (Утром, в начале седьмого, когда они отбывают в путь, я ещё
не открываю окон.) Не отсюда ли височные возлияния за аперитивом и уверенность
в том, что всё наконец устроилось?
Повороты за угол.
Первый, по выходе из дома.
Резкий, непредсказуемый. Идти по улице, по которой в любое время суток
отмеряют свои пять метров взад-вперёд существа с мобилами.
Второй, угол игрового кафе.
За аквариумными стёклами – коробки с иными реальностями и игроки, путешествующие
в них. Угол обтекается плавно, без сюрпризов, кажется, тоже в изменённом
состоянии сознания.
Третий. Вечно праздничная кондитерская,
просматриваемая насквозь.
Далее выбор: либо быстро идти
по мёртвой зоне проспекта, либо «взять» параллельную улочку, где ощущаешь
себя и происходящее вокруг.
Если второе – тогда ещё один
поворот, у кафе «Ле симпатик» с неразговорчивым хозяином /название побеждает/,
и ещё – после почтового ящика, которому доверяешь. Последний – выходя
на улицу Монжа, на – два медленных светофора, мигающих вразнобой.
Далее – великий бытовой путь,
Муфтар, с библиотекой, рыбной и винной лавками. В правой руке – книги,
в левой – еда.
Туда – спешишь, оттуда – шествуешь,
ловя глазом события.
Описание
путешествий наводит печаль.
Кажется, что между поездками
ты не существуешь. Так ли это? Правильнее думать, что уезжаешь сломать
привычку и вновь переживать жизнь дома как увлекательное странствие.
Старая идея – поселиться на
недельку-другую в парижской гостинице и посмотреть, что из этого получится.
Нежданная встреча на улице с друзьями – разминёшься или бросишься в объятия?
Прогулки с путеводителем. Не лучший ли это способ подытожить прожитое,
сменить кухню?
Я так привык к стыку пятого
и тринадцатого, лавкам на Муфтар, Саду Растений, Гобеленовой мануфактуре,
что с испугом думаю о других кварталах. Мне нравится неизменность и кажущаяся
анонимность здешних мест, обилие зелени (московский рефлекс), насыщенность
тайными событиями для взгляда старожила: мемориальная доска (Клодель и
сестра), геометрия снесённых квартир, отпечатавшихся на стене соседнего
уцелевшего дома, невзрачный вьетнамский ресторашка с лучшими в мире рисовыми
блинчиками. Могутов, Юра, Сесиль, к которым можно ходить пешком... Снялся
бы я теперь, предложи судьба переехать? Может быть, в шестнадцатый, где,
кроме наводящих скуку буржуазных фасадов, есть много деревьев и тайных
уголков, вроде заброшенной железной дороги, квартала-города Отёйских сирот,
трёх /!/ русских церквей, артнувошной виллы Моцарт, непредсказуемых площадей,
театра Ранлаг. Радикально – в шестнадцатый, как в другую страну. Чтобы
ночью из центра маршировать до изнеможения, сочиняя на ходу свой «Мост
Мирабо».
Или осесть рядом с парком Брассанса. Его книжным рынком, бакинскими
балконами, Ульем, двухэтажным раем бывшей рабочей окраины. Наведываться
по воскресеньям на Ванвскую барахолку, болтать с Ельчаяновым, пить чай
у Ведмедковой.
Самое потрясающее из привыканий
– к стуку своего сердца.
|