Несоответствие первое
АЕ. А если бы спросил нас тот, о ком я говорю, или кто другой: Почему же, Гиппий и Александр, вы выделили из приятного приятное, получаемое тем путем, который вы называете прекрасным, между тем как приятное, связанное со всеми прочими ощущениями - от пищи, питья, любовных утех и так далее, - вы не называете прекрасным? Или это все неприятно, и вы утверждаете, что в этом вообще нет удовольствия? Что мы на это скажем, Гиппий?
Гиппий. Разумеется, мы скажем, Александр, что и во всем другом есть величайшее удовольствие.
АЕ. Почему же, - скажет он, - раз все это удовольствия нисколько не меньшие, чем те, вы отнимаете у них это имя и лишаете свойства быть прекрасными? Потому, - ответим мы, - что решительно всякий осмеет нас, если мы станем утверждать, что есть - не приятно, а прекрасно, и обонять приятное - не приятно, а прекрасно; что же касается любовных утех, то все стали бы нам возражать, что хотя они и очень приятны, но, если кто им предается, делать это надо так, чтобы никто не видел, ведь видеть это очень стыдно. На эти наши слова, Гиппий, он, пожалуй, скажет: Понимаю и я, что вы давно уже стыдитесь назвать эти удовольствия прекрасными, потому что это неугодно людям; но я-то ведь не о том спрашивал, что кажется прекрасным людям, а о том, что прекрасно на самом деле". Тогда, я думаю, мы ответим в соответствии с нашим предположением: Мы говорим, что именно эта часть приятного - приятное для зрения и слуха - прекрасна. Годятся эти соображения, Гиппий, или надо привести еще что-нибудь?
Гиппий. На то, что было сказано, Александр, надо ответить именно так.
АЕ. Прекрасно говорите, - возразит он. - Однако, не правда ли, если приятное для зрения и слуха есть прекрасное, то очевидно, что иное приятное не будет прекрасным? Согласимся ли мы с этим?
Гиппий. Да.
АЕ. Но разве, - скажет он, - приятное для зрения есть приятное и для зрения и для слуха или приятное для слуха - то же самое, что и приятное для зрения? Никоим образом, - скажем мы, - то, что приятно для того или другого, не будет таковым для обоих вместе, но мы сказали, что и каждое из них есть прекрасное само по себе, и оба они вместе. Не так ли мы ответим?
Гиппий. Конечно.
АЕ. А разве, - спросит он, - может быть так, чтобы приятное отличалось от другого приятного тем, что оно приятное? Я спрашиваю не о том, больше или меньше какое-нибудь удовольствие, сильнее оно или слабее, но спрашиваю, отличается ли какое-нибудь удовольствие от других именно тем, что одно есть удовольствие, а другое - нет. Нам кажется, это не так. Верно я отвечаю?
Гиппий. Видимо, верно.
АЕ. Значит, - скажет он, - вы отобрали эти удовольствия из всех остальных по какой-то иной причине, а не в силу того, что они удовольствия. Вы усмотрели и в том и в другом нечто отличное от других удовольствий и, приняв это во внимание, утверждаете, что они прекрасны. Ведь не потому прекрасно удовольствие, получаемое через зрение, что оно получается через зрение: если бы это служило причиной, по которой такое удовольствие прекрасно, никогда не было бы прекрасным другое удовольствие, получаемое через слух, ибо оно не есть удовольствие зрительное. Скажем ли мы, что он прав?
Гиппий. Скажем.
АЕ. С другой стороны, и удовольствие, получаемое через слух, бывает прекрасным не потому, что оно слуховое. В таком случае зрительному удовольствию никогда бы не быть прекрасным, ведь оно не есть удовольствие слуха. Скажем ли мы, Гиппий, что человек, утверждающий такие вещи, говорит правду?
Гиппий. Да, он говорит правду.
АЕ. Но разумеется, оба удовольствия прекрасны, как вы и утверждаете. Ведь мы это утверждаем?
Гиппий. Утверждаем.
АЕ. Значит, они имеют нечто тождественное, что заставляет их быть прекрасными, то общее, что присуще им обоим вместе и каждому из них в отдельности; ведь иначе они не были бы прекрасны, и оба вместе, и каждое из них. Отвечай мне так, как ты ответил бы тому человеку.
Гиппий. Я отвечаю: по-моему, все обстоит так, как ты говоришь.
АЕ. Но если оба этих удовольствия обладают указанным свойством, каждое же из них в отдельности им не обладает, то они, пожалуй, не могут быть прекрасными вследствие этого свойства.
Гиппий. Да как же это может быть, Александр, чтобы ни одна из двух вещей не имела какого-то свойства, а затем чтобы это самое свойство, которого ни одна из них не имеет, оказалось в обеих?
АЕ. Тебе кажется, что этого не может быть?
Гиппий. Я, должно быть, не очень искушен в природе таких вещей, а также в такого вот рода рассуждениях.
Kрасота – 1) совокупность качеств, доставляющих наслаждение взору, слуху; все красивое, прекрасное; 2) красивые, прекрасные места (в природе, в художественных произведениях); 3) о чем-то приятном, доставляющем удовольствие, удовлетворение.
Символом красоты часто являются очень сложные, многоэтажные прически, носить которые весьма трудно, а их сооружение требует много времени и очень неторопливого и исключительно кропотливого труда.
Э. Хемингуэй многократно воспел искусство матадора - искусство красиво наносить измученному зверю последний смертельный удар. Красота убийства воспета признанными во всем мире талантами. Среди них такие яркие имена как Пушкин, Тургенев, Лев Толстой, Хемингуэй. Этих людей нельзя упрекнуть в жестокости. Тем более, что за исключением завершающего акта, собственно убийства, вся подготовка к убийству действительно отличается характерными признаками прекрасного, включая красоту глухих уголков природы, а сам процесс охоты нередко требует от человека по-настоящему незаурядных качеств: силы, ловкости, наблюдательности и т.п. И тем не менее, окончательный результат любой охоты очевиден: смерть животного. Часто ей предшествуют длительные и тяжелые мучения жертвы.
И тут же мы говорим, что эстетическое восприятие - это глубокое духовное переживание. Оно делится на высокое и прекрасное. Прекрасное - это наслаждение природой, ее созерцанием. Дело в том, что эстетическое восприятие как таковое может быть только при полной обезволенности человека. Лишь только он подумал о том, какой хороший посох выйдет из деревца, так сразу никакого прекрасного нет, есть только красивое. Поэтому нам и чудится, что эстетически объекты могут быть восприняты только через зрение и слух.
Работы
автора,
Санкт-
Петербург,
2002-2004
годы