Андрей Акуличев (Волгоград)
"Зеркальных брызг созвездья на полу..."
Зеркальных брызг созвездья на полу -
печальный знак семейного разлада.
Любовь, неподдающаяся злу, -
и дар и боль.. и кара и награда...
А сердце сотрясается - навзрыд! -
в нём рана пострашнее, чем от пули:
разбилась лодка о семейный быт,
и в результате - двое утонули.
Жаннета Шнайдер (Кассель, Германия)
Из записной книжки
***
текст
серой гусеницей ползет
через карандаши и перья
через точилку и лак для ногтей
по белому листу, письменному столу
из верхнего выдвижного ящика в нижний
и обратно
***
кофейные зерна
пересыпаю
из одной ладони в другую
линия жизни
пахнет кофе
***
выговаривая, выслушивая будничное,
пережеванное и повторяющееся в разное время
в различных точках пространства
шумовой фон
невидимая стена одиночества
кусочки засохшей глины моего бессмертного я
время белая изнанка листа, упавшего под ноги
Евгений Грачев (Саратов)
Ангелы-дипломаты
Утром солнце,
как лисица
мех от листьев отряхнула,
На лесистом косогоре,
где ветра, как седоки,
Где не город, не деревня,
как зубастая акула,
Из урочища-низины
рвётся к берегу реки.
В электричке, на перроне
что-то важное случится,
Не увиденное что-то,
неизведанное, что?
Чьи-то фразы,
чьи-то взгляды,
чьи-то заспанные лица,
Ангел спросит: «Ожидаешь?»
Я ему: « Пока, не то...»
Переулки, магазины,
бабки с рыбой у базара,
На строительной площадке,
как альтист, подъёмный кран.
И над маленьким заводом
в небо тычется сигара,
Будто ею затянулся
лежебока великан.
Объявили отправленье.
Ангел говорит: « Минута,
Всё как в прошлый раз печальный,
предсказуемый финал».
Появляешься, садишься,
улыбаешься кому-то,
Ты меня ещё не знаешь.
Ладно!
Я тебя узнал!
Электричка от перрона, дрогнув.
С этого момента
Я, как ворон на осине,
я, как ветка на скале,
Что ты знаешь о Лионе,
сероглазая студентка,
Непреступная красотка,
с книжкой Франсу Рабле?
За окном кусты акаций -
одноногие пираты,
И вокзал –
из зоопарка убежавший носорог,
Наши ангелы на крыше,
как в Анголе дипломаты,
Перемалывают, споря,
наш грядущий диалог...
Ты
« Бесит, - говоришь - и всё!»
Отдохнуть бы надо малость,
Я тебе подам пальто,
Лучше б ты не возвращалась!
Раздражает всё подряд,
Кресло, на стене картина,
Ты всегда, как водопад,
Или снежная лавина.
Раздражает интерьер,
Занавесочки из ситца,
Ты всегда, как сто пантер,
Или хитрая лисица.
Грусть накроет, как дома,
Накрывает белой пудрой.
Я с тобой сойду с ума,
Самой глупой, самой мудрой.
Самой вредной и ручной,
Разобиженной, упрямой,
Самой сложной и простой,
Ну, конечно, самой-самой…
Арсен Мирзаев (Санкт-Петербург)
Само собой
давненько
ничего
не сочинял
ну ничего
совсем
не сочинял
– и как?
– да как-то так –
не умер…
– еще успеешь…
в смысле – сочинишь
и удивишь себя
и удивишься…
– нет-нет
я завязал
и осознал
свое призвание:
стихов несочинитель…
– и как же ты теперь?
– да ничего:
не сочиняю –
не пишу
не сею…
и только
графоманную пластинку
я иногда из шкапа достаю
чтоб насладиться звуком
медных слов
внимать чудным кунштюкам
словолохов…
и тут же нечто
просыпается внутри
и говорит
само собой
само с собой… |
Антон Полунин (Киев)
Завтра
Завтра пятница, страшно хочется новостей,
Книг ворованных и вороньего кимоно.
В тесной комнате - лишь мелькание лопастей
Вентилятора. Представляешь ли, как оно?
В жидком воздухе проплывает кусками пыль -
Приблизительно так и будет, когда умрешь,
И покажется, что не так я и сильно пил...
Жаль проснувшихся, а себя - ни на медный грош.
Не ум
Не умею отвлечь себя от ее ног
И не верю, что предстаю перед ней наг.
Наплевать на ее акцент и смешной нос.
Важно только, что я, отныне, – лишь часть нас,
То есть, нет, я пока один, невредим, цел,
Не привязан еще ни к ней, ни к другим, тем,
Наполняющим галдежом городской центр,
Но понятно, что не нащупать иных тем
Для бессонниц, помимо голеней. Как знать,
Что постигнет нас, если выкипит вся желчь.
Я попался, как глупый лещ, на ее снасть.
Едет крыша: летят каменья, звенит жесть,
Палестина горит, Манхеттен в огнях весь..
..На багровом ковре я врастаю в густой ворс.
Я попал в ее сеть как непрошенная водоросль
И не знаю, что будет, жду от нее весть.
Парашютная ткань гардин, хоровод ламп.
Решено обнимать, решено прозябать здесь.
Единение ради деления пополам -
Очень просто сказать, значительно проще - сделать.
С
Сны закончились, что-то бессонное началось:
Ни ворон тебе, ни задрипанных лошадей,
Будто норд-норд-вест сменился на строгий ост
В переулках, комнатах и вообще – везде.
Суть не в соколе с цаплей, но в цоколях, проводах,
Котлованах, сваях, крошащемся алебастре.
Я, конечно, помню еще времена, когда
Светофор казался алеющей алебардой,
Но порода теперь вытесняет во мне эфир,
Громоздятся бетонные блоки поверх лепнины,
Даже запахи сделаны из водостойких фибр...
Все возможно, пока продолжается ид аль-фитр,
А закончится – там и посмотрим, какой ледник
Обживать, из каких оазисов ждать чумы…
...Это было в последнем городе (Шепетовка):
Я и кто-то еще (а тогда еще – просто «мы»),
Обезумев от счастья, бросали друг другу мысль:
«Собирай реквизит, сворачивай шапито».
Береги сапоги, остальное суть суета.
Мое имя – декабрь и дикарь и дракон – вот справка.
Что ни день – то новый мудак восстает из праха
По сценарию «приступ, скорая, санитар,
Повитуха».
...Ангел берет дождевой горн,
Площадь выпячивает смоляной горб…
Что-то менялось: горело и снова тухло,
Я же – неисправим, потому что горд.
Ноябрь
Ноябрь, топорщатся пальто.
И ветер, ветер в чью-то, в спину,
Согнувшуюся, будто спиннинг...
И рыба, рыба ловит ртом
Желеобразный льдистый смог,
Мосты, фонарные треноги,
Неотзывающийся номер
И кипяток, и запах смол;
Зонты и тонкие чулки,
Шнурки, нестриженные челки,
Асфальт, сверкающий и черный,
Монет холодные желтки …
...Я черствые, как аспирин,
Глотаю дни, не запивая,
То корчась на хребте дивана,
То выползая покурить
На лоджию, где дрожь дождя,
Где улиц ломаные линии,
И тучи, точно цеппелины,
На землю голую глядят.
Я пропадаю ни за что,
Я – воробей, ржаной обрывок.
Моя душа идет на рынок
И там вливается в поток
Сомнамбул. Покупая чай,
Шурша пластмасовым пакетом,
Мой голос говорит по-кельтски.
Не отвечайте.
Принимай
Принимай сигналы: слушай, вдыхай, смотри:
Щука бьется, дрожит натянутая леса,
Между сосен бежит оранжевая лиса,
Из асфальта растут строительные леса –
Ретранслируй, ничего не оставь внутри.
Оголяется провод, третья строка искрит,
Разрастается погибающий Вавилон,
Ты целуешь какую-то женщину с помелом,
Или пьешь не в меру и куришь, как Бобби Лонг,
Исчерпав латынь и принявшись за санскрит.
Дальше следует череда несуразных рифм:
Из седла вылетает набравший разгон ездок,
Открывает глаза – над ним занесен эсток,
А еще через миг почувствует, что издох.
Не храни этих записей; лучше всего – сотри.
Отрываю пластырь, смеюсь, выхожу на стрит.
Время правит меня, как выщербленный резец,
Я лежу под ним, не в силах нажать «RESET»
И, наверно, в конце концов, окажусь в крейзе,
Не смотря на то, что радостен и небрит.
Облака занимают позицию над Невой,
Поднимается ветер, воздух совсем остыл,
Вдоль обочин идут стреноженные кусты..
Останавливаюсь, отбрасываю костыль.
Я не верю в бога, но жалуюсь на него.
Д
Дочь, которой у меня не будет,
Растеряла все карандаши.
Чем запишешь явленные в полночь
Шестнадцать строк?
Не умея разглядеть на студне
Ни единой скулы, я решил,
Что хочу любить легко и подло,
Но разве смог?
Не могу работать, валерьяна
Не берет. Пластинку жрет игла.
Шкаф, как опрокинутая баржа,
Застыл в углу.
Я сижу, завернут в одеяло,
У возлеоконного стола.
Я люблю, но это маловажно
И крайне глупо. |
