ДЕНИС БЕЗНОСОВ (МОСКВА)

здесь был

вполне возможно
выпрямился и сказал
большие белые пятна
формальности с того дня
прикрыл одно из четырех
на пол и начал раздеваться
на ощупь свисток из кармана
она обернулась

повернулся спиной
если так обстоит дело
пока что-нибудь не наступит

закрыл за собой аптеку
могли бы ничего не делать
выпрямился и сказал
уже третий по счету флакон
четырьмя этажами ниже
кое-как подкрасить дверь
кафель тускнеет люди
наклонялись на экране

полами его пальто
не похоже ни на что другое
подняться на две ступени
из зоны пупка фрамуга
между телами

выпрямился повернулся
кафель вполне возможно
четырьмя этажами ниже
могли бы ничего не делать
одно из четырех
тускнеет к нему спиной

 
СЕРГЕЙ ДАНЮШИН (УЖЕЙСК). СОБИРАТЕЛЬСТВО И МАРОДЕРСТВО

Телеграмма

Милая мама!
Сраные постмодернисты
ссадили меня
с корабля
современности.
Жду следующего рейса.
Вышли, пожалуйста, денег.
Твой сын Серёжа

 
СЕРГЕЙ ИВКИН (ЕКАТЕРИНБУРГ)

* * *

– Апостол Павел?

– Да, апостол Пётр,
под крики йеху и под игого
мы едем прочь от этих берегов –
зашкалило количество богов
светил эзотерического слёта.

Кто отразился в сточных водах? Над
Уралом нагибается цунами:
Ньярлатотеп, Юггот, Шуб-Ниггурат,
Алдонес, Тале выстроились в ряд
над вялыми прохладными умами.

Нас захлестнёт избыточность любви.
Попробуем сегодня против правил.
Куда ж нам плыть? Не важно, брат. Плыви.
Не все на свете храмы на крови.
Апостол Пётр?

– Да, апостол Павел.

 
АНТОН ПОЛУНИН
(УКРАИНА, ПЕРЕЯСЛАВ-ХМЕЛЬНИЦКИЙ)

В грозовую ночь

Любовь – это казнь в грозовую ночь и гроза в ночь казни.
Искрят провода, дребезжит металл, не продлить лёт сердца.
Мы вместе форсируем Ахерон, я один – знай – кану
В задымленную внеземную мглу: водород, бром, сера,

Сурьма, кутерьма… Караван – в пески, карабин – на стену.
Кричи, камертон, не щади ушей, не блюди гармоний.
Кого ты любила, покуда я ночевал не с теми,
Кого берегла, предоставив мне расточать гормоны?

Любовь – это жизнь, впрочем, также – смерть. Не смотреть сквозь тряпку!
Как хищник срывается простыня со шнурка в рот бездны.
Найди себе мужа, живи при нём то швеей, то пряхой,
То спящей царевной. Оставь меня, я хочу жить бедно.

Когда пропоет барабанный дрозд, мы очнемся порознь,
Хватаясь за воздух, как эпилептики. Ein, zwei, ende…
Мне выпало счастье существовать в грозовую пору,
Любовь – это все, что вокруг меня: потолок, пол, стены.

 
НИКОЛАЙ ТИМОХИН (КАЗАХСТАН, СЕМИПАЛАТИНСК)

* * *

Повстречал я девушку на трассе.
И, задумавшись о жизни, за рулём,
Вдруг остановился. Слышу: «Здрасьте,
Может быть, мы отдохнем вдвоем?»

Девочка совсем-то молодая.
Юбочка и майка, длинный волос.
Кажется, что нежная такая,
Тихий, завораживающий голос.

Посадил её к себе в машину,
Музыку включил и говорю:
«Жалко портить мне тебя, дивчина,
Хоть и сильно женщин я люблю».

А она в ответ: «В семнадцать лет
Много повидала я уже.
Счастья в жизни не было и нет,
Пустота и серость на душе».

Я тогда девчонку отпустил.
Дал ей денег, чтобы поняла —
Мир бывает зол, бывает мил,
Но добра в нём больше. И слова

Это непустые. А на трассе
Всю дорогу нашу встречу вспоминал.
Голосок волнующийся: «Здрасьте…»
Жаль, что имя той девчонки не узнал.

 
ГУРГЕН БАРЕНЦ (ЕРЕВАН, АРМЕНИЯ)

* * *

У других людей –
Воображение как воображение:
Разыгрываясь, оно рисует
Нормальную всякую всячину –
Крутые тачки,
Золото и брильянты,
Виллы в Ницце или в Майами…

А мое воображение –
Сколько ни помню себя –
Играет в образы и метафоры.
Ну просто детский сад какой-то!

 
АЛЕКСАНДР БЫВШЕВ
(ОРЛОВСКАЯ ОБЛАСТЬ, ПОСЕЛОК КРОМЫ)

Без знаков препинания

Душа кричит от боли выпью

*

Вот стих длиной
в одно макание пера...

*
Срубили дерево,что помнило меня
Ещё ребёнком. Досками запахло...
Прощай, мой друг,
Быть может, в райских кущах
Я вновь услышу шумный шелест твой

 
СЕРГЕЙ DЖИМ

Я привык спать один

Я привык спать один. Один на один с темнотой.
Я привык ничего не желать. Ничего из того, за что надо платить своей кожей
Я привык быть чужим. Я привык возвращаться домой
На пару с бутылкой, дождем, или чем-то, что так же поможет

Равновесия нет. Есть лишь грани: и эти, и те
Мы лишь то, что осталось от буйно-счастливого детства
Я люблю спать один. И почти что привык к темноте
От тебя – одиночество – самое сильное средство

Только шум кофеварки, только шторы. И свет за окном
Босиком, в тишине-темноте я крадусь коридором из спальни
Ещё рюмку в стакан. Ещё одна ночь за столом
Мне – вот так без тебя. Хоть звучит это как-то банально.

 
ВЛАДИМИР ПОПОВИЧ (БАШКОРТОСТАН, ПОСЕЛОК ПРИЮТОВО)

* * *

За что, любимая, слепая данность,
Как наказанье брошена для нас?
Не за мою ли проклятую странность,
Что не умею быть другим подчас, –
Так горько и уверенно, так срочно
Утрачивалась подлинная блажь
Двойных фантазий?.. Нет, ты не предашь
Поток сознанья, спаянного прочно
С таким же одержимым. Коротка
Попытка счастья, но не память, даже
Когда игра ума стоит на страже,
А искренность пускают с молотка…
Опять я не о том, ведь наудачу
Мы участь приняли, хоть я не жгу страстей,
Впервые опрометчиво ревнуя.
И на ладони розовой твоей
Замедленно уже не обозначу,
Помимо относительных вестей,
Ни линии судьбы, ни поцелуя…

Прости меня… Как холодно… Я плачу…

 
ЕКАТЕРИНА СИМОНОВА (НИЖНИЙ ТАГИЛ)

* * *

это притягивает тебя к земле,
нашептывает: просто живи,
кошачьей тяжестью, женской рукой
крадется, сонному, тебе по груди,

проверяя: жив ли еще?
как я устал, как же устал,
старый свет – застиранное белье –
не скрывает моей наготы и меня.

день прелестен, начинаясь не впопыхах,
прелестью яда питая стволы
деревьев, серых, как эта мгла,
зола зимы.

и что восстает из нее,
не видимое никому?
только замолкшее воронье
облаком зависает в темном снегу.

и оборачивается ко мне
лицо, белое, утекающее, как вода,
что-то знакомое в его глубине,
как в глубине комнаты, повторяет: да,

ты узнаешь меня, узнаешь,
ты не можешь меня узнать,
потому что узнавание – ложь
льда, обломок весла.

и, больше не в силах бороться с водой,
я смотрю, как теченье уносит меня,
и понимаю, что
это не я.

 
ДМИТРИЙ ЧИРКАЗОВ (ДЮССЕЛЬДОРФ, ГЕРМАНИЯ) ХАРИЗМА ХРИЗАНТЕМЫ

* * *
Глотая жуков,
я глажу котов.

* * *
Погубил кралю,
полюбил каргу.

* * *
Задрал штанину,
дразнил Наташу.

* * *
Нету харизмы
у хризантемы!

 
ОАК БАРРЕЛЬ (МОСКВА)

Наблюдаю молча из редких окон

Наблюдаю молча из редких окон
За бредущими порознь в оврагах улиц
Пальцевидных прохожих скупыми парами.
Перископы домов выцветают в лужах.
Непривычно далекими, даже старыми
Нахожу свои письма – твои ответы.
Не писал почти год и кидал монеты:
Каждый раз выпадала – поверишь? – решка.
Вот и снова она же. На дне газеты
В перепутанных строках и фото – пешка
Телебашни, растянутой кем-то в нитку.
Если уж не ворота, то хоть калитку
Мне оставь открытой среди мгновений
Частокола твоей суетливой жизни.
На плечах твоих снова привычно виснет
Мозаичное тело ночного неба.
Откровений – что праздных, что нет – не надо.
В самом первом ряду всех планет парада
Пронеслось, не оставив и тени следа,
Что-то большее.
Может, опять победа,
Но, возможно, что просто сухое горло
Не позволило все, что сказать хотелось,
Изложить словами. Не то, чтоб пелось, –
Между нами и суффикс с трудом пролезет –
Но о самом главном и так понятно,
Пусть бумажный голос звучит невнятно.

 
ЕВГЕНИЙ ВИШНЕВСКИЙ
(США, ЛОС-АНДЖЕЛЕС). РИСУНКИ И СТИХИ

* * *

Над рекою летают стрекозы,
В берег щука упёрлась хвостом.
И библейские рыжие козы
Разбрелись по полю крестом.

Зной звенит, будто муха в коробке.
Мокнут ветки в тёплой воде.
У причала в безвёсельной лодке
Ты сидишь, словно куст в огне.

Я люблю тебя, женщина в лодке
Между берегом правым и левым.
Мель песчаная в форме селёдки
В лунном свете мерещится мелом.

Я люблю тебя, женщина в лодке.
Ты жена, я – охотник и муж.
Тополя, как зелёные щётки
Птиц сметают с тарелочек луж.

 
МАКСИМ ГУРБАТОВ, АННА ЧАЙКОВСКАЯ (СЕВЕРОДВИНСК-БУДАПЕШТ). КНИГА БУКВ

Книга_Букв – это двадцать пять арт-объектов из настоящих старинных типографских литер и двадцать пять текстов о буквах, о змеях и ангелах, о любви и о родине.
Здесь литеры называются буквами. Буква – душа литеры. Литера – тело буквы. Они удивительны! У них обнаруживается убедительная вещественность: буквы, оказывается, имеют массу, плотность, вес. Они вырезаны из дерева, и какого дерева! Из белого дуба, из красного венге. Они объёмны, трёхмерны и совершенны. И готовы сыграть новые роли.
Круг замкнулся. Много лет назад художник, автор шрифта, спроектировал букву, нарисовал её и вычертил. В типографии она обернулась литерой: там её, зажатую в строке с обеих сторон такими же литерами, покрывали краской и отправляли под пресс. В мир выходил тираж, литере дорога одна – обратно на полку, в кассу, в ящик. Затем полиграфия сменила технологию. Литеры должны были сгинуть, пропасть без следа.
Но снова – повезло же! – попали в руки художника, в Книгу_Букв.

 
ДАВИД ШРАЕР-ПЕТРОВ (США, БОСТОН). АВТОБУС И ГОРЫ. ПЬЕСА

Автобусная остановка в рыбацкой деревушке на берегу Черного моря.

ОН. Опишу для начала приморский автобус.
Вы о чем-то спросили?
ОНА. Спросила? Ах, что вы!
Коли хочется, так опишите хоть глобус!
ОН. Глобус, горы, автобус. Автобус и горы.
Для начала рассказа я их опишу.
Дело было в одной деревушке рыбацкой...
Отчего-то вы начали вдруг улыбаться.
ОНА. Улыбаться? Да это защитная маска!
ОН. Скуку прячете?
ОНА. Вы развлеканья не мастер.
Но автобус и горы! Вы их опишите.
ОН. Для чего вы спешите? Спокойней дышите!
ОНА. Не грубите!
ОН. Ну ладно. Автобус и горы.
Я приехал сюда, чтоб зализывать горе.
ОНА. Горе?
ОН. Да.
ОНА. Я не знала про горе. Простите.
ОН. Я приехал сюда, как из Дантова ада
Вылезает счастливчик.
ОНА. Счастливчик?
ОН. Не надо...